– Да брось ты. Он скоро сам приползет. Вот увидишь.
И так с полчаса. Весь диалог состоял из бессвязных фраз и слов, чаще матерных. Но даже в этой словесной каше суть проблемы была ясна. И незачем было жевать одно и то же, как в бразильских сериалах.
– Ну че ты в самом деле? Костик…
– Пшел он на …, этот К-костик…
Обе говорили громко, и вскоре я этого Костика готов был убить, и не за то, что он кинул одну из девиц, а лишь бы обе заткнулись и пошли трезветь по домам. Меня уже не радовали красоты природы…
Я уронил голову на песок, снова закрыл глаза, пытаясь вернуть лягушек, сверчков, собак, шум реки… Проклятые девки! И все же принципиально я решил остаться. И дождался-таки – одна из девиц высказала наконец первую за все это время трезвую мысль:
– По домам надо. Эй, Танюха, пойдем!
Та, которую назвали Танюхой, сидела, абсолютно не реагируя на попытки более трезвой подруги поднять ее со скамейки. Потом пробормотала:
– Я еще это… здесь… Оставь!..
Мне захотелось встать и закричать: «Иди домой, родная!»
– Танюха, ты гонишь! Пошли!..
– Ленка… – махнула та рукой. – Иди. Я дойду… потом.
Ленка сдалась.
– Как знаешь. Смотри не говори потом…
И ушла. Ее подруга осталась сидеть, обхватив голову руками, что-то бормоча. А немногим позже я заметил, что она спит, откинувшись на спинку скамьи, запрокинув голову. Пусть спит, так все же спокойней.
Я сел и принялся швырять в воду плоские камешки, пытаясь, как в детстве, выбить как можно больше подскоков. Раз… два… три… Короткие отрывистые всплески эхом разносились в тиши. Где-то на другом берегу гулко залаяла собака. Тут же этот лай подхватили с десяток других. Дурацкая собачья солидарность. По железнодорожному мосту, сияя окнами, прогремел поезд, но вскоре все снова утихло. Остались только всплески.
– Ты?.. Да ну… почему?..
Я вздрогнул – совсем уже позабыл о своей соседке. Она спала, обратив запрокинутое лицо к желтому лику луны, и говорила во сне. Но к этому ее разговору я почему-то отнесся терпимо. И вообще, мне теперь было даже приятней оттого, что я здесь не один, что кто-то есть рядом. Я снова вспомнил о Светке.
Как правило, блондинки голубоглазы. Светланка ничуть не отступала от этой нормы, скорее наоборот: ее глаза отливали прямо-таки небесной синевой. Когда я впервые увидел ее, мне она показалась такой недоступной, что очень долго не решался подойти, а лишь издали ловил каждый ее взгляд. Мы учились в одном классе, и я даже на уроки стал ходить лишь ради того, чтобы увидеть ее. А когда нам было по двенадцать лет, я нашел в себе храбрость подойти к ней и сказать: «Давай дружить?..» Когда она ответила: «Давай», – я думал, что счастливее уже и быть не могу. Наверное, прав был тогда. Уж что-что, а мозги парням запудрить у нее с детства был талант. Сколько раз потом я бросался в омут любви, но был отвергнут,