Слов ему знакомых кроме,
Волю дал своим рукам.
«Да, он чёрный? Ну, и рожа!
Испугает даже днём.
Кроме пояса, похоже,
И одёжи нет на нём?
Что такое нам покажет
Против ихняя страна?
Сила их отсюда даже
Из под пояса видна.
Что он там сказал про кризис?»
«Он, Царь-батюшка, тебе
Говорит, что принц их кризи,
А по-русски – не в себе.
А ещё он не доволен
И даёт тебе совет —
У коровы нашей в поле
Как у принца чёрный цвет.
Видишь, стал он в разговоре
Непривычно голосист?
Потому, видать, о воре
И твердил, что ты расист.
Нам корову бы иначе
Перекрасить дотемна,
Мир и дружбу обозначить.
Ну, кому нужна война?»
Проводили с почестями
Барабамского посла.
Царь Указ издал: «С гостями
Впредь с теперяшня числа
Разговор вести приятный,
Слушать тихо, в рот смотреть,
Даже если непонятно,
Не высовываться впредь.
И в округе, и в столице,
Чёрный цвет теперь негож.
На Русси посольским лицам
Не по нраву он, похож.
Подавать жирнее блюда,
Если вдруг послы тощи.
Соль убрать из пищи всюду,
Недосаливать и щи.
Нужен мир и с Барабамой,
И с любой другой страной,
Чтоб ни косвенно, ни прямо
Не грозили нам войной».
А Ерёма всё ж не полный
Сочинил Царю доклад.
«Гнал» Царю Ерёма «волны»,
Лишь бы был похожий лад.
«Ноу вор» – посол усердно
Говорил им «нет войне».
Слово выговорил верно —
Кризис с мясом в их стране.
Он из самой Барабамы
Шёл холодною зимой
За коровою той самой,
Чтоб забрать её домой.
Всё же прибыл не напрасно
Во дворец к Царю посол —
Все коровы в ярких красках
И в кастрюлях недосол.
За овощами
Альберт Экхаут, «Танцоры из племени тарайриу».
Лишь только оправился Царь понемногу,
Весной проводив с Барабамы посла,
Всех чёрных коров перекрасив в итоге,
«Нелёгкая» Принца к нему принесла.
И ладно б один, Принц приехал с гаремом,
А с ним и семнадцать детей-негритят.
Царю схорониться бы самое время,
Но все перед ним уж, чего-то хотят.
К Царю обратился, по-русски слагая,
Сам Принц, не скрывая свой лёгкий акцент:
«Я Царь предложить отношенье другая,
Мы мясо не хочет в сегодня момент.
Мы есть с огород ваша репа с морковка.
Пусть каждой из овощ есть время своя».
Тут Царь осмелел: «Что ты, право, неловко.
Конечно,