Он знал ответ, но предпочитал не углубляться в подробности. Одно дело – знать, а другое – вникать в скрытый смысл. Вникать не хотелось потому, что все казалось слишком мрачным.
Оскар пошевелил окровавленными пальцами.
Это началось в шесть лет.
Оскар сидел в своей комнате на кровати. Просто сидел, уперев локти в колени, уткнув подбородок в грязные ладошки, и смотрел, как за окошком танцевал и кружился снег. Глаза малыша были пустыми, как у человека, который вот-вот упадет в обморок: он находился между явью и сном, но соскользнуть в объятия Морфея мешали смех и вопли.
Орал телевизор. Играла радиола. Пьянка достигла апофеоза.
Множество вечеров мальчик лежал, накрыв лицо подушкой, и слушал затяжные концерты, пытаясь уснуть – иногда это помогало. Но сегодня яростные звуки доносились до его ушей и через нее.
Хриплый, скотский от выпитого голос прорычал:
– Сука. Сука, вонючая, сейчас ты огребешь!
Оcкар вскочил с кровати, подкрался к двери и приложил ухо. Его сердце колотилось как у кролика. Так и есть. Опять начинается.
Послышался шум борьбы и звон посуды.
Малыш выбежал из комнатки и, путаясь под ногами взрослых, попытался остановить побоище.
– Пожалуйста, перестаньте драться! – закричал он, похныкивая от страха. – Не надо. Не делайте этого!
Его призыв не услышали. Собутыльники, тяжело дыша и ругаясь, сцепились в клинче.
В пылу драки, Оскара случайно ударили. Мальчик отлетел к стене, больно треснулся затылком и потерял сознание.
В реальность он вернулся, лежа на полу.
Рядом валялся стул, раздернутые шторы вкривь и вкось свисали со сломанного карниза. Голова раскалывалась. Оскару показалось, что она стала больше. Он потрогал затылок – там выросла огромная шишка.
Он кое-как добрался до кладовки, что примыкала к спальне (надежный, дружеский мир, куда малыш проскользнул хорьком) и спрятался среди маминых пальто. Вдохнул грустный запах нафталина и блеванул. На свои коленки.
В чулане было темно и тесно как в гробу, зато, кроме нафталина, пахло мамиными духами, она душилась ими из гранатового флакончика и утешала полоска света под дверью.
Вскоре, возня и крики прекратились. Все что могло сломаться и разбиться, сломалось и разбилось. Силы противников иссякли и они, не сговариваясь, повалились в полной отключке. Под песню Николая Сличенко: « Сицилия моя – мой остров синий».
Оскар посидел в кладовке еще немного, слушая тупой звон в ушах, сквозь который пробивался шелест вращающейся вхолостую бобины магнитофона.
Теперь можно пробраться на кухню, где иногда кто-то из взрослых спал прямо за столом и поесть. Если удавалось что-то найти. Еда редко гостила в их доме. Водка с папиросами, – мама курила «Беломор» и сигареты «Дымок» – да, а кому нужен горячий суп или тонкие, вкусные