Обо всем этом рассказал Левенцу Иван Васильевич. Сам Володя не проронил ни слова – только улыбка, непроизвольная и неудержимая, выдавала его чувства, показывая одновременно и гордость, и смущение, и то, как он еще юн.
Оставалось неизвестным одно: результат покушения. В девять вечера Володя ушел домой, так и не зная еще, насколько метким был его выстрел. Семен Степанович и Наташа остались с Бевзом в библиотеке. Утром явилась с новостями Валя Любимова. Она сообщила, что Нольтинг ранен и находится у себя в особняке под наблюдением фашистских врачей. Вторую часть плана осуществить не удается: улицы усиленно патрулируются, расклеить листовки нет никакой возможности.
Один из многих
Человек в старой, видавшей виды армейской шинели без петлиц, в старых обмотках или разбитых кирзовых сапогах, бывший солдат, оставшийся без оружия на оккупированной врагом земле, человек, ищущий пристанища или, может, уже нашедший его, стал в эту зиму привычной фигурой на улицах Винницы. Можно было почти безошибочно угадать судьбу этого человека. Окружение, плен, лагерь… Или: окружение, деревня, где раненых красноармейцев прятали и отхаживали крестьяне, и потом долгий путь по степям и лесам Украины, долгий путь и надежда, где-то устроиться, где-то достать документы, где-то, быть может, набрести на верных товарищей, не сложивших оружия… Куда направляется, шествуя по заснеженным улицам, человек в старой шинели? Чем занят его день? Что у него на уме?.. А может, вот этот, что не спеша прогуливается сейчас по тротуару, мимо патрулей, продрогших от февральской стужи, – может, он нашел уже теплое местечко где-то на службе у оккупантов? Почему он ходит так уверенно? У него в кармане, наверно, хорошие документы, только вчера выправленные в городской управе. А может, наоборот, никаких документов? А может, останови его сейчас патруль – прямо отсюда пойдет он на новые муки? Кто знает!..
Наверно, просто потому, что очень уж примелькалась в городе серая шинель, не обратил на себя внимание и маленький худощавый человек лет тридцати пяти, по виду – бывший военнопленный, явно без дела разгуливавший по улицам в эти морозные февральские дни – последние дни зимы 1942 года.
Он шел, присматриваясь к прохожим, вглядываясь в лица таких же, как сам он, усталых и голодных людей в обносившейся полувоенной-полуштатской одежде, среди которых были, конечно, его товарищи и единомышленники. Если б можно было читать мысли, многие из них наверняка остановились бы, и он протянул бы им руку.
Кто ты, товарищ, идущий мимо? Что привело тебя в этот город? Как думаешь дальше жить?
Он протянул бы руку и назвал свое имя. Его зовут Трофим Корнеевич Квитко. Он коммунист, партийный работник. Воевал под Киевом. Семь суток батальоны, истекая