В 1931 г. Карл Леммле-младший экранизировал «Франкенштейна». В этой версии – моей самой любимой – роль ученого-бунтаря исполняет Колин Клайв, симпатичный британский актер. После создания монстра его разносит придерживающийся строгих нравственных принципов доктор Вальдман в исполнении Эдварда Ван Слоуна. На мой взгляд, эта культовая сцена как нельзя лучше отражает душу и сердце ученого.
Д-р Вальдман: Это ваше создание нужно держать под стражей! Попомните мои слова, оно опасно.
Д-р Франкенштейн: Опасно? Бедняга Вальдман. Неужели вам никогда не хотелось сделать что-нибудь опасное? Где бы мы были, если бы никто не пытался узнать, что лежит за пределами известного? Вам никогда не хотелось заглянуть за облака и звезды, узнать, что заставляет деревья распускаться? И что превращает тьму в свет? Конечно, стоит так заговорить, и вас сочтут сумасшедшим. Если бы я смог познать хотя бы что-то из этого, например, что такое вечность, мне было бы все равно, считают ли меня сумасшедшим[4]
Во втором классе я начал мечтать – в буквальном смысле – о том, чтобы стать ученым. Ночью во сне я видел себя в белом халате, работающим в лаборатории, заставленной оборудованием, и получающим Нобелевскую премию – за что, не помню. Знаю только, что я был счастлив, как свинья в помоях.
В погоне за этой блаженной мечтой я поступил в Калифорнийский университет, где получил степень бакалавра по физике и математике. После этого я подал документы в магистратуру физических факультетов нескольких известных университетов. Одним из них был Корнелл.
Прежде чем принять решение, мы с отцом полетели на север штата Нью-Йорк, чтобы посетить университетский городок Корнеллского университета. Был конец марта, и деревья стояли голые. Мы оба подумали, что там случился пожар. Выросшие в Южной Калифорнии, мы никогда не видели ничего подобного.
Я познакомился с преподавателями физического факультета и осмотрел лабораторию Уилсона с ее синхротроном – ускорителем мирового уровня, расположенным прямо на территории университета. Следующим на очереди был Принстон, но я сказал отцу, что ехать туда нет необходимости. У меня не было ни малейших сомнений в том, что Корнелл идеально подходит мне.
Утром, когда мы уезжали домой, нас разбудил телефонный звонок Дэвида Кассела, физика, который должен был стать моим руководителем.
«Доброе утро! – весело сказал он. – Ты уже выглядывал на улицу?»
«Нет», – ответил я, поспешно открывая жалюзи на большом окне нашего номера, за которым открывался заснеженный пейзаж.
«Добро пожаловать в Итаку!» – пропел профессор Кассел.
Выйдя из отеля, мы с отцом не смогли удержаться и принялись играть в снегу, как пара детей-переростков. Девушка за стойкой регистрации с недоумением смотрела на нас, и не без оснований. Как я узнал, к концу марта снег уже порядком надоедал жителям Итаки.
Через несколько месяцев, когда я вернулся в Корнелл