– Оль, ну чего ты в самом деле? – смущённо пролепетал я, подумав о том, как же все-таки все это банально. До пошлости.
– Нет, Сиротин, – решительно замотала головой она, – С меня хватит! Что я сейчас как в дешевом сериале про потраченные лучшие годы жизни должна причитать? Почему я должна вести себя как истеричка, как стерва, как тварь какая-то? До чего ты меня довёл! Зачем мне всё это нужно?
Она посмотрела на меня ненавидящим взглядом. Я заметил, что её руки сжаты в кулаки. Так крепко, что даже пальцы побелели. Видимо, действительно, крепко её всё это достало.
– Всё, – тяжело вздохнула она, – Я ухожу.
Стараясь казаться равнодушным, я слегка пожал плечами. Обозвав меня мудаком, Ольга снова стала собирать вещи, а я плюхнулся на диван и уставился в телевизор. Я сидел, сосредоточенно смотря в одну точку и ждал: сейчас она выйдет и скажет: Ладно, погорячились и хватит. Даю тебе ещё один шанс. Но это уж точно в последний раз… Ну или что-то в этом роде. И всё опять будет как прежде. Но…
Ольга вышла из спальни, волоча за собой чемодан. Ни слова не говоря, она свернула в коридор и зазвенела ключами.
– Оля! – я приподнялся с дивана, – Оля!
Громко хлопнула входная дверь. Я вскочил и бросился вслед за ней. В коридоре было пусто. Я хотел было кинуться за ней, но сразу же одёрнул себя, прекрасно понимая бессмысленность этой затеи. Она не вернётся. Уж точно не сейчас.
Вот чёрт!
Я почти физически почувствовал, как вокруг меня начинается образовываться пустота. Как она разрастается, ширясь, поглощая звуки и обесцвечивая краски. Как медленно живой мир начинает превращаться в холодный вакуум. Тоскливо заныло в левом подреберье.
Вернувшись на кухню, я открыл холодильник и достал из дверцы едва начатую бутылку коньяка. Подняв её на вытянутой руке, я принялся разглядывать на просвет золотистую жидкость благородного напитка. А-а-а… пропади всё пропадом!..
***
Это снова был лик смерти. Только не как обычно вылизанный временем до благородной белизны череп, а отвратительно облепленный остатками полуистлевшей плоти вперемешку с могильной грязью. Лишь белоснежная улыбка безжизненным оскалом нелепо контрастировала с окружавшей её мерзостью. И непрозрачный слепой зрачок на дряблом желтушном глазном яблоке, подрагивая в чёрной глазнице, всё искал меня в надежде зацепиться взглядом…
Я проснулся от собственного крика. Заходясь от ужаса, сердце бешеного колотилось в груди. Я снова откинулся на диван и, отдышавшись, посмотрел на часы. Близилась полночь. Тёмную комнату волновали сполохи, отбрасываемые экраном работающего телевизора. На полу валялась пустая бутылка из-под коньяка. Нет, так дело не пойдёт. Поняв, что уснуть теперь смогу нескоро и меня ожидают беспокойные часы похмельных страхов и депрессии, я снова взглянул на часы и решил – пора пуститься во все тяжкие…
Уже