Вскоре убили императора. Студент-поляк Гриневицкий бросил в Петербурге в его карету бомбу… Православные церкви Влоцлавска были переполнены молящимися. В доме, где жили Деникины, в русских семьях города плакали.
Сын русского и польки Антон Деникин говорил на двух этих языках, обращаясь на каждом в отдельности к отцу и матери, плохо знавшей русский. Воспитывался же строго в русскости и православии. Иван Ефимович глубоко веровал и водил сына в церковь сызмальства, не пропуская служб. Костел Антон иногда посещал с матерью по своему желанию.
В Великую Субботу под Пасху ксендзы и полковые батюшки обходили дома горожан для освящения на разговление столов. Деникины приглашали к себе и ксендза, и отца Елисея. Православный батюшка к такой странности относился благодушно, но ксендзы иногда отказывались служить. Елизавета Федоровна горевала, Ефимыч гневался.
Все это вылилось в скандал, когда однажды Елизавета Федоровна вернулась из костела заплаканная, в крайнем потрясении. Она долго отказывалась отвечать на расспросы мужа. Потом рассказала, что ксендз на исповеди не дал ей отпущения грехов и не допустил к причастию. Он потребовал, чтобы впредь она тайно воспитывала сына в католичестве и польскости.
Иван Ефимович сильно выругался и двинулся к ксендзу. Деникин объяснился с ним до полного католического расстройства. Ксендз взмолился не губить его. Такая «попытка к совращению» могла кончиться для польского священника ссылкой в Сибирь. На такую огласку майор, конечно, не пошел.
После этого Антон сам решил никогда не ходить в костел. Он и раньше бывал там лишь из-за любви к маме, но богослужение в импозантном, высоченном костеле больше воспринимал интересным зрелищем. В русской убогой полковой церквушке Антон чувствовал родное. Да девятилетний мальчик и был в ней далеко не последним прихожанином. Антон с воодушевлением прислуживал в алтаре, звонил в колокола, пел на клиросе, потом ему на службах доверили читать «Шестипсалмие» и «Апостола».
Антон веровал со всей чистотой. Как-то в школе его оставили за провинность после уроков на час в классе. За это еще должны были «пилить» дома, и он встал на колени перед висевшей тут иконой с молитвой:
– Боженька, дай, чтобы меня отпустили домой!
Когда он поднялся, открылась дверь и заглянувший учитель вдруг сказал:
– Деникин Антон, можешь идти домой…
Много Антон молился по разным поводам. Понимал, что надо нести наказание за грехи, но предпочитал порку вместо «пилки». Тогда он призывал:
– Господи, дай, чтобы меня лучше посекли – только не очень больно, – но не пилили!
Да почему-то чаще ему доставались материнские нотации.
Русско-польские отношения обострялись из-за нелепой русификации, наглядной и в школьном быте. Например,