То был единственный раз, когда мама позволила себе полезть к Лёше с советами о писательстве и в одной реплике уместила столько яда для сына, сколько и представить себе не могла. Что это ещё за новости – о каждом встречном-поперечном писать?! На то журналисты есть! Лёша не то чтобы прямо наорал на мать, но пресёк её попытки давать ему рекомендации по части творчества. Мама начала плакать, прибежал с кухни отец, вступился за неё, не разобравшись, а когда разобрался, пуще стал разоряться, и вмешательство близких в писательский процесс закончилось семейным скандалом.
Отчасти в пику этому выскочке, отцу Ерофею, Лёша свою книгу окрестил «Церковь без креста». Та полуразрушенная и обезглавленная Преображенская церковь, торчавшая посреди Нахреновки как гнилушка, была историческим фактом, который будет увековечен в литературе. Хоть бойкий священник ей не купола, а всю озолоти!..
Пятая книга Лещёва отправилась в «Прапорец» и устроилась на личном сайте автора. И предыдущие четыре Лёша не стал оттуда убирать.
И вот «Прапорец» прислал унизительный «от ворот поворот». Оставалось единственное упование – на внимание читателей.
Проснувшись однажды утром, Лёша вспомнил мамины восторги от батюшки Ерофея. Он впервые в жизни пожалел, что неверующий, а то помолился бы о даровании книге распространения – и Боженька услышал бы!..
А что мешает? Молитв Лёша не знал, но что такое для великого писателя – сочинить воззвание к Богу?! Лёша встал посреди своей комнаты, она же рабочий кабинет, обратился лицом к окошку и завёл очи горе. Но за доли секунды, что его лицо принимало благостную мину, взгляд успел ухватить пейзажи отнюдь не благостные. Досель Лёша не обращал внимания на пыль в комнате, неубранную постель, пятнистую и грязную даже на вид клавиатуру компьютера и мохнатый от паутины подоконник. Но теперь, когда он собирался беседовать с Богом на равных, эта обстановка выглядела кощунственно.
Пришлось прерваться. Несколько часов Лёша потратил на то, чтобы раз в ж изни привест и в поря док не к ниг у, а место своего обитания. Он не убрал, но заправил постель поверх засаленного постельного белья покрывалом, смахнул пыль с самых видных мест в комнате, протёр подоконник и оконное стекло изнутри, выметя паутину из углов оконницы и потолка, проветрил комнату и помусолил клавиатуру. Из неё вытряхнулось где-то полкило сухарных крошек. Зато клавиши, которые западали и отказывались печатать, стали нажиматься легко и быстро, и Лёша воспрянул духом. Видно, Кто-то наверху оценил благой порыв Лёши и помог ему авансом.
Большого порядка, правда, в обиталище писателя так и не получилось, но всё же стало посвежее и попристойнее. Из чистой комнаты Лёша с чистой душой воззвал к Нему, обратившись лицом к окну.
– Ну так, Господи, – заявил Лёша, – Сам видишь,