– А что теперь?
– Теперь она попросила. Думаю, ждет ребенка.
– О… Ну да, для развода самое время. То есть три года она спала со всеми подряд и наконец кого-то заарканила?
Скорее всего, Бруно попал в точку. И заарканила именно ребенком. Как он смог все это угадать? Наверняка просто распознал в Мириам черты другой женщины – той, кого лично знал и презирал.
Гай повернулся к окну, но не увидел в нем ничего, кроме собственного отражения. Удары сердца сотрясали его тело сильнее вагонной качки. Пожалуй, он так разволновался, потому что прежде еще никому не рассказывал так много о Мириам – даже Анне. Он только не объяснил Бруно того, что Мириам когда-то была другой – милой, верной, одинокой. Она всем сердцем стремилась к нему и к свободе от своей семьи. Завтра он ее встретит, сможет даже коснуться, лишь протянув руку… Впрочем, мысль о прикосновении к ее мягкому телу, некогда такому желанному, стала теперь невыносимой. Гай вдруг почувствовал себя очень несчастным.
– И что же у вас случилось? – мягко спросил голос Бруно за спиной. – Мне правда очень интересно. По-дружески. Сколько ей было, когда вы поженились?
– Восемнадцать.
– И она сразу наставила вам рога?
Гай рефлекторно повернулся, как будто пытаясь заслонить Мириам от нападок.
– Это, знаете ли, не единственное, что может разрушить отношения.
– Но именно это с вами и случилось?
Гай отвел взгляд, чувствуя злость пополам с удивлением.
– Да. – Короткое уродливое слово!
– Знаю я таких, рыжих южанок, – заметил Бруно, ковыряя кусок яблочного пирога.
Гая снова охватил острый и совершенно бессмысленный стыд. Бессмысленный, потому что ни один поступок, ни одно высказывание Мириам не смутило бы и не удивило Бруно. Он, похоже, вообще не умел испытывать удивление, только любопытство.
Бруно глядел в тарелку с видом напускного смирения. Глаза у него расширились и заблестели – насколько это было возможно, принимая во внимание полопавшиеся сосуды и темные круги.
– Законный брак, – проговорил он со вздохом.
Эти слова эхом отозвались в ушах Гая. Они заключали в себе нечто величественное – величие таких изначальных понятий, как «святость», «любовь», «грех». В них был круглый терракотовый ротик Мириам, цедящий: «С чего это я должна перед тобой стелиться?» В них были глаза Анны, когда она сажала крокусы на лужайке и смотрела на него снизу вверх, откидывая волосы со лба. Была Мириам у высокого окна в чикагской квартире, она поднимала свое веснушчатое лицо-сердечко, чтобы взглянуть ему прямо в глаза – как всегда делала, намереваясь солгать. И был Стив с вытянутым лицом и наглой ухмылкой. На Гая нахлынули воспоминания, и ему захотелось вскинуть руки, чтобы отогнать их. Чикагская комната, где все произошло… Он помнил, как там пахло – духами Мириам и нагретой пылью с крашеных батарей. Он отдался воспоминаниям безучастно, впервые оставив попытки изгнать из них лицо Мириам, превратить его в розовую дымку. Что будет, если снова вспомнить, как все было? Придаст ли