– Вскоре мимо прогрохотала длинная вереница карет, – читаем у Мартина Хьюма, – сопровождавших короля, и, наконец, показался юный Филипп со своей хорошенькой темноглазой женой, двумя младшими братьями, Карлосом и Фернандо, бывшими почти точными копиями его самого с их прямыми песочного цвета волосами, длинными белыми лицами, толстыми красными губами, массивными нижними челюстями и большими светлыми глазами.
На переднем сиденье королевской кареты сидела инфанта Мария. Она была, по словам Хауэлла, похожа на своих братьев:
– …очень миловидная дама, скорее фламандского сложения, чем испанского, светловолосая, с чистейшей смесью розового и белого в лице. Она полная и с пухлыми губами, что считалось скорее красивым, чем недостатком.
Когда королевская карета проезжала мимо кареты принца, Филипп IV, который, согласно этикету, не должен был замечать Карла, кивнул лорду Бристолю, как и его братья. При этом было замечено, что инфанта сначала покраснела, а затем побледнела, когда взгляд Карла остановился на ней. Бедная девушка действительно не на шутку встревожилась. Будучи настолько же набожной, как и невежественной, она свято верила своему духовнику, утверждавшему, что спать с еретиком и рожать ему детей – это хуже, чем попасть в ад. Ещё утром она отправила к Оливаресу свою доверенную даму Маргариту де Тавара со страстным требованием прекратить переговоры по поводу её брака с принцем Уэльским. В противном случае Мария угрожала, что найдёт убежище в монастыре босоногих кармелиток и примет там постриг, как только узнает о подписании её брачного контракта.
В то же время, двадцатидвухлетний Карл, похоже, был сражён бело-розовыми прелестями шестнадцатилетней инфанты. Принц и Бекингем в письме своему «дорогому папе и сплетнику» (Якову нравилось такое обращение) назвали эту первую встречу «частным обязательством, которое ни для кого не являлось тайной, потому что там были папский нунций, посол императора, французы, и все улицы были заполнены охраной и другими людьми. Перед каретой короля ехали лучшие представители знати, за ними следовали придворные дамы. Мы сидели в закрытой карете, поэтому ничья честь не пострадала… хотя нас видел весь свет».
Затем кортежи разными дорогами направились к Прадо, где, прогуливаясь взад и вперёд, принц несколько раз имел возможность взглянуть на инфанту. Вскоре приехал Оливарес и сел в карету Карла, рассыпаясь в комплиментах по дороге в английское посольство.
Карл, как и герцог Бекингем, действительно был ослеплён и обманут, поскольку теперь он окончательно уверился, что брак с инфантой у него в кармане. Увы! Они не знали Оливареса и испанцев так хорошо, как Бристоль.
– Если мы можем судить по внешним проявлениям, – писали Карл и Стини королю Якову, – или по общим речам, у нас есть основания осуждать Ваших послов скорее за то, что они пишут слишком скупо, чем слишком много. Поэтому мы