Такие девушки калечили себе жизнь ради каких-то пяти минут удовольствия на черной лестнице. И теперь – с чужеродными телами, жившими собственной жизнью у них в утробе, – родители отсылали их с глаз долой в это убежище, а молодые отцы тем временем занимались своими делами, катались на велосипедах и посвистывали себе, купаясь в ванной. Здание больницы было выстроено именно с такой целью. Для того, чтобы из несказанной доброты к горемычным распутницам стать им убежищем.
Когда такие девицы переступали широкий порог больницы «Милосердие», сестры-монахини присваивали им прозвища. Они говорили, что поступают так ради защиты девушек, однако на самом деле это лишь добавляло им унижения, постоянно напоминая об их новом презренном и греховном статусе. Там встречались девушки с такими именами, как Честити, Саломея или Дизмел [1].
Девочку, щечки которой напоминали яблочки, милосердные сестры нарекли Игноранс. Обращаясь к ней, ее обычно называли Игги. Она не придавала никакого значения тому, что в чреве ее, в самом ее нутре угнездилось самое ценное из существующих в мире творений. Однажды она устроила схватку с кошкой. В другой раз она перепрыгивала с кровати на кровать, будто это были не кровати, а плавучие льдины. Ей нравилось кувыркаться в коридоре. Монахини делали все от них зависящее, чтобы прекратить эти безобразия. Порой они задумывались над тем, была ли девица и впрямь настолько наивна или ей хотелось, чтобы у нее случился выкидыш, и она подсознательно рассчитывала на то, что ей удастся пораньше покинуть это богоугодное заведение.
Когда у нее родился синюшный ребенок, никто этому не удивился. Мальчик выглядел как мертворожденный. Доктор проверил его пульс. Сердце мальчика не издавало ни звука. Доктор поднес руку ко рту ребенка, чтобы проверить дыхание, но дыхания не было.
Они оставили ребенка с вытянутыми вдоль тела ручонками лежать на столе. Ножки его кривоватые раздвинулись. Священник не знал, что случается с такими младенцами в чистилище. Он помахивал над ребенком четками, следуя рутине похоронного обряда. Потом от него отвернулся. Он собрался было положить малютку в большую сумку, специально предназначенную для таких случаев. Он уже решил похоронить его за церковью в большой хлебнице. Ведь никаких мудреных гробиков для такого рода покойников предусмотрено не было.
И тут странным и непостижимым образом детородный орган мальчика стал приподниматься. Потом младенец не то кашлянул, не то слабенько всхлипнул, кожица его стала розоветь, конечности начали подрагивать. Эрекция вернула дитя из царства мертвых. Священник решил, что стал свидетелем чуда. Чья работа здесь свершилась – Господа или дьявола?
Монахиня из больницы «Милосердие», которая принесла Иггиного младенца в сиротский приют, где ему предстояло провести все детство, сказала принявшим его там сестрам, чтобы они хорошенько за ним присматривали. С матерью его не обошлось без проблем, и было ясно, что с мальчонкой тоже не все в порядке, хоть сам он еще совсем крошка. У ног монашки все время терлась черная кошка, повсюду следовавшая за ней по пятам. Всех народившихся мальчиков, принесенных в приют, нарекали именем Джозеф. При этом им тоже непременно давали какие-нибудь прозвища. Монахини в приюте стали называть младенца Пьеро, потому что он был совсем бледненьким и на губах его неизменно играла глуповатая улыбка.
2. Печальное появление девочки по имени Роза
Розу родила восемнадцатилетняя девушка, не знавшая, что беременна, до шестого месяца. Отец Розы не особенно нравился ее матери. Паренек каждый день ждал ее на углу улицы, где она жила. Он постоянно просил ее зайти с ним в глухой закоулок, чтобы там она дала ему взглянуть на свою грудь. Как-то днем она решила уступить его домогательствам. Ей почему-то показалось, что, если она с ним согрешит, он отстанет от нее и оставит в покое. На деле так оно и случилось.
Поняв, что беременна, девушка все время пыталась скрыть живот под мешковатой одеждой. Она родила малюсенькую девочку дома, в ванной. Веки этого создания были пурпурного цвета. Выглядела малышка так, будто собиралась сочинить поэму. Все сестры молодой мамы потрясенно уставились на младенца, понятия не имея, что с ним делать. Они забыли прикрыть руками рот новорожденной, и та закричала так громко, что сбежались все, кто был в доме.
У молодой мамы из темных глаз, доставшихся ей от отца, хлынули слезы. Она завернула крошку в небольшое одеяльце, а сама надела черное пальто и ботинки. Ей полагалось сразу же идти в церковь. Младенцев постоянно оставляли на ступенях храмов. Ладошки девочки сжимались в кулачки и разжимались, как задумчивые