– Надеюсь, что обойдется. Во всяком случае, без дела я кисну. Работа для меня лучшее лекарство.
– Отрадно это слышать, – на удивление по-доброму улыбнулся Сталин. Что поколебало подозрения Фрунзе в причастности его к попытке убийства.
– А что там произошло во время операции? – поинтересовался Бухарин. – Доходили нехорошие слухи.
– Отравление хлороформом по вине анестезиолога, что повлекло клиническую смерть, – тем же нейтральным голосом ответил Михаил Васильевич.
– Как смерть? – удивился Троцкий.
– В течение примерно трех минут я был мертв. Дыхания не было, и сердце не билось. Но врачи сумели откачать.
– Получается, что вы заново родились, Михаил Васильевич. – произнес Рыков. – Поздравляю.
– И как оно – вернуться с того света? – по-деловому спросил Томский. – Мне говорили, что люди видят какой-то свет и трубу.
– У меня ничего подобного не было. Я словно стоял рядом со своим телом и смотрел на то, как врачи суетятся. Даже время запомнил на часах в операционной. После того как пришел в себя и надиктовал свои наблюдения, врачи их полностью подтвердили. В том числе и время – с точностью до минуты.
В помещение повисла тишина.
– А Бог? Вы его видели?
– Нет. Бога я не наблюдал. Вероятно, к атеистам он не приходит, – криво улыбнулся Фрунзе. – Операция прошла успешно. Сейчас мне прописаны только диета да прогулки на свежем воздухе. Если все сложится, то через полгода и вспоминать будет не о чем. Но что мы всё обо мне? Давайте к делу.
Все покивали.
О самоубийстве супруги никто говорить не стал. Знали, как Михаил Васильевич ее любил, и не хотели теребить свежую рану. Во всяком случае, открыто.
– Грядет XIV съезд, – подал голос Рыков. – И мы хотим узнать о состоянии вооруженных сил революции. Мы полагали, что с отчетом выступит Климент. Но раз вы сами оправились, то вам и карты в руки. Справитесь?
– Справлюсь, – кивнул Фрунзе.
– Как вы видите ситуацию, Михаил Васильевич?
– Кратко?
– Если можно.
– Двояко. С одной стороны, если завтра на нас нападет даже Польша, то на этом революция и закончится. Мы просто не в состоянии противостоять хоть сколь-либо серьезным армиям. В войсках полнейшая разруха и бардак. С другой стороны, завтра Польша не нападет. И послезавтра тоже. Все так устали от Империалистической войны, что лет десять у нас на приведение армии в порядок вполне имеется. Может, даже больше. Во всяком случае – без большой войны. А малые конфликты мы уж как-нибудь погасим даже тем, что есть.
– Вздор! – рявкнул Троцкий, но его придержал за плечо Зиновьев, и он замолчал, надувшись. А потом спросил у Фрунзе:
– Почему вы так считаете?
– Что именно?
– Почему армия наша небоеспособна?
– Армия – это не просто вооруженные