Полищук испуганно закивал головой.
– Вот и все!
Партизаны исчезли так же внезапно, как и появились.
Это были начальник разведки Костров и командир взвода Рузметов со своими подрывниками. Заехали они сюда неспроста. В леспромхозе жила Анастасия Васильевна Солоненко, истопник, вдова сторожа леспромхоза. Она оказывала большие услуги партизанам с первого дня борьбы. Через нее поддерживалась связь с городом и, в частности, с Беляком. Анастасию Васильевну надо было сохранить во что бы то ни стало.
Полищук доводился Багрову дальним родственником, и когда к нему прибежали из сгоревшего села Марфа и Анюта, он приютил их и определил жить в пустовавшую избенку. Марфа пошла, как и все женщины леспромхоза, работать на заготовке дров, а Анюта устроилась в городе и жила у деда – Михаила Павловича Кудрина. Там их и застал Багров. Сам он тоже пристроился в леспромхозе. Работы всем хватало, жизнь как будто налаживалась.
Но вот в конце сентября произошло событие, окончательно решившее судьбу Багрова.
Как-то вечером из города неожиданно приехала на попутной крестьянской подводе Анюта. Бросившись к отцу на шею, вся в слезах, она рассказала, что ее хотят угнать на работу в Германию.
Всполошилась и мать.
Багров пытался успокоить жену и дочь, хотя сам волновался не менее их.
– Все обойдется, – говорил он. – Уехала, и хорошо. Живи тут. Не будут они за тобой гоняться.
На всякий случай он пошел к Полищуку и рассказал обо всем.
Староста забрал повестку, которая обязывала Анну явиться на сборный пункт, и сказал, что уладит все через управу.
Прошли спокойно ночь и день, а в сумерки второго дня к дому старосты подкатили на телеге двое солдат. Один не стал слезать с подводы, а другой, поговорив о чем-то с Полищуком, вместе с ним направился к избе Багрова. Первым вошел солдат, а вслед за ним Полищук. Староста стал за спиной фашиста и развел руками, давая понять, что он бессилен чем-нибудь помочь. Гитлеровец осмотрелся и, увидев Анюту, заговорил на ломаном русском языке:
– Барышня! Марш! Фьють! – и он жестом руки предложил следовать за ним.
Анна стояла в углу неподвижно, сложив руки на груди.
– Марш! – крикнул солдат и, шагнув к девушке, схватил ее за руки.
– Не пойду… не поеду… ни за что… умру лучше, – рыдала, вырываясь, Анна, а фашист тянул ее к двери.
Вмешалась мать. Худощавая, сухонькая, ростом не больше дочери, она вцепилась в гитлеровца и запричитала во весь голос.
Обозленный фашист громко выругался, высвободил руку и с силой толкнул Марфу в грудь. Та глухо охнула, отлетела в сторону и, падая, с силой стукнулась головой об угол печи. Распластавшись на полу, она вздрогнула и замерла. Изо рта струйками побежала кровь.
Озадаченный гитлеровец подошел ближе и, упершись руками в колени, стал смотреть на неподвижную женщину, не зная что предпринять.
– Мама! Мамочка! – дико вскрикнула Анна