– Вам кого? – спросил.
– Мне бы пана солтыса… пана Зыса.
– Я и есть Зыс. Входите, пан юноша, добро пожаловать.
Я вошел в дом и здесь рассмотрел хозяина: выше среднего роста, представительный, в синем пиджаке, из-под которого выглядывала белая с мудреной польской вышивкой сорочка. Лицо его было спокойным, глаза дружелюбно улыбались, и весь он походил на добродушного, довольного жизнью человека. Это меня немного насторожило. Разве подпольщики могут быть такими? Многого я еще не понимал.
– Вы по какому вопросу? – спросил он вежливо, но официально.
– Вам привет от Станислава, – сказал я, доставая конверт. – И письмо.
Солтыс дважды внимательно прочел письмо, пытливо оглядел меня, вздохнул и пригласил в соседнюю комнату.
Она была поменьше первой и потеплей. Присели к столу. Хозяин сжег письмо в печке. Помолчал немного и спросил:
– А где же Станислав? Почему сам не пришел?
Я объяснил, что он вместе с друзьями находится далеко в лесу, входить в деревню не рискует, чтобы не подвергать опасности ни себя, ни своего отчима.
– И правильно делает, что не рискует, – ответил Зыс. – Может, еще когда и встретимся. Передайте своему командованию, что мы тоже не сидим сложа руки. Нет никакой возможности терпеть подобные порядки, которые установили польские паны. Вы ко времени пришли на эту горькую землю. Здешним парням не хватает знаний, организованности, боевого опыта.
Он умолк, потому что в комнату вошла красивая светловолосая девушка. Зыс кивнул ей на меня и сказал:
– От брата Стася весточка.
Девушка обрадовалась, хотела было что-то спросить, но отец показал глазами на дверь.
– Потом… потом… Да погляди там, чтобы все было в порядке.
Девушка молча вышла, плотно закрыв за собой дверь.
Наша беседа с солтысом Зысом продолжалась больше часа. Он рассказал, что польские власти не считают белорусов и польских бедняков за людей. А чтобы они беспрекословно повиновались, в населенные пункты часто наезжают карательные отряды и свирепо расправляются с недовольными. По малейшему подозрению в нелояльности людей арестовывают, секут розгами, расстреливают, а имущество репрессированных конфискуют, то есть попросту грабят. Между прочим Зыс спросил:
– А вы знаете, что я поляк?
– Знаю, – ответил я, – но дело же не в этом. Дело в классовой позиции человека, а не в его происхождении. Знаете, в Красной Армии много бойцов различных национальностей, однако никто никогда не интересуется, кто какому богу поклоняется, у всех у нас вера одна – Революция, и за нее сражаются все, потому что она главней, она важней всего остального.
– Ну и добже, – удовлетворенно заметил Зыс. – Поляк поляку – рознь. Одно дело – паны и помещики, другое – мы, крестьяне, или, как нас называют господа, быдло.
Иосиф