– Вот и отлично. Дайте мне их, пожалуйста.
– Они в моем саквояже в холле. Сейчас я их принесу.
Но Экройд остановил меня.
– Не беспокойтесь, Паркер все сделает… Прошу вас, Паркер, принесите саквояж доктора.
– Сию минуту, сэр.
Дворецкий покинул комнату, и я уже хотел было заговорить, но Экройд жестом остановил меня.
– Подождите минутку. Разве вы не видите, что я настолько взвинчен, что с трудом сдерживаюсь?
Это было видно невооруженным глазом, и я тоже стал нервничать. Меня одолевали дурные предчувствия.
Почти сразу же Экройд вновь заговорил.
– Прошу вас, проверьте, закрыто ли окно, – попросил он меня.
Удивленный, я встал и подошел к окну. Оно было не французским, а обыкновенной фрамугой, задернутой тяжелыми синими вельветовыми шторами; ее верхняя часть была открыта.
Я все еще стоял у окна, когда вернулся Паркер с моим саквояжем.
– Спасибо, – сказал я, отходя внутрь комнаты.
– Вы заперли окно на щеколду?
– Да, да. Что с вами происходит, Экройд?
Дверь за Паркером только что закрылась, иначе бы я не посмел задать такой вопрос.
Экройд помолчал минуту, прежде чем ответить.
– Я чувствую себя так, будто я в аду, – медленно произнес он. – Нет, нет, мне не нужны ваши дурацкие таблетки. Я заговорил о них только из-за Паркера. Слуги так любопытны… Подойдите и сядьте. Дверь тоже закрыта, правда?
– Да. Не волнуйтесь, нас никто не сможет подслушать.
– Шеппард, никто не знает, что мне пришлось пережить за последние двадцать четыре часа. Если когда-нибудь дом человека рушился прямо над его головой – так это обо мне. То, что произошло с Ральфом, – это последняя капля. Но мы сейчас не будем об этом. Я о другом… о другом! Я не знаю, что мне с этим делать, а решение надо принять безотлагательно.
– А в чем дело?
Экройд молчал несколько минут. Казалось, что он никак не может решиться начать. Когда же Роджер начал, то вопрос, который он мне задал, застал меня врасплох. Такое я ожидал услышать в самую последнюю очередь.
– Шеппард, ведь это вы лечили Эшли Феррарса перед его смертью?
– Совершенно верно.
Следующий вопрос дался ему с еще большим трудом.
– А вы никогда не подозревали… то есть вам никогда не приходило в голову, что его отравили?
На несколько минут я потерял дар речи. Потом все же решился – Роджер Экройд не был моей сестрой.
– Скажу вам всю правду, – ответил я. – В тот момент у меня не возникло никаких подозрений, но потом… Пустая болтовня моей сестрицы заставила меня об этом задуматься. И с тех пор я не перестаю об этом думать. Но, хочу заметить, никаких фактов подозревать отравление у меня нет.
– Так вот, он был отравлен, – сказал Экройд.
У него был тяжелый и бесцветный