Учительница сердито глянула на виновника всего «торжества».
– Скажи, Никита, с кем ты подрался?! – Спросила она строго.
Белобрысый мальчишка двенадцати лет понуро опустил взгляд. На его мордашке фактурно горел свежий фингал. На губах раскрылась маленькая ссадина. Мальчик виновато опустил голову. Он будто бы боялся заглянуть своей классной руководительнице в глаза.
– Ни с кем, – буркнул мальчик. – Я упал.
– Так, – Марина Ивановна подбоченилась. – Драться нельзя! Нельзя, понимаешь? Вы же этими своими разборками и мне, и себе проблем доставите! Вам родителей в школу вызовут, а мне директор выволочку устроит! Ох… – Она устало тронула лоб, – класс сложный, а тут еще и вы…
– Марина Ивановна, – нахмурился я и встал между понурым мальчиком и его разозлившейся классной руководительницей. – И что вы хотите сделать? Отругать обоих мальчишек?
– Ну… Я… Как-нибудь решу этот вопрос. Может… проведу с ними какую-нибудь воспитательную беседу. Скажу, что так вести себя нехорошо…
– Это не поможет. Отойдите. Вы только хуже делаете. Травить мальчика точно никто не перестанет. Сказал же: я поговорю с ним сам.
Марина Ивановна раздраженно уставилась на меня. Я понимал что она переживает. Из-за драки учеников, у нее могут быть проблемы в школе. Правда, сдается мне, еще сильнее она боялась конфликта с родителями.
Да уж… Учительница молоденькая совсем, в дочки мне годится, а еще упирается.
– Слушайте, Василий Николаевич, я знаю, чему вы его научите! Вы что, не понимаете, что драться в школе строго запрещено? Надо скорее…
Я устало вздохнул и перебил девчонку:
– При всем уважении к вам, не мешайте.
– Что? – Удивилась молодая учительница. – В смысле?
– В смысле, – я с ухмылкой глянул на мальчика, мы встретились с ним взглядами. – Что у нас с Никитой сейчас будет настоящий мужской разговор. И уверяю вас, вы со своей стороны не посоветуете ему ничего полезного. Только, напротив, усугубите ситуацию.
– Да что тут можно посоветовать? – Ответила учительница, помолчав пару мгновений. – Это же нарушение школьной дисциплины! Драться нехорошо!
– Нехорошо, – согласился я. – Но иногда приходится. Обстоятельства бывают разные. Все. Подождите в сторонке. Мы недолго.
– Василий Николаевич, вы всего лишь физрук, это…
– Это мальчишки. Если вы вмешаетесь, только все усугубите, – с легким нажимом сказал я и терпеливо повторил: – Подождите в сторонке.
Учительница недовольно засопела, но все же, поддалась моему твердому взгляду. Хмыкнув, она сложила руки на груди, защелкала каблучками прочь. Пройдя вдоль высокой, полной широких окон стены школы, женщина поднялась по ступенькам к ее входу.
– Обиделась, – хмыкнул я. Потом с трудом, преодолевая боль в больной спине и коленях, я опустился к мальчишке.
На улице было прохладно. Первая часть мая выдалась дождливой. Бугристые тучи заполонили небо. Весенний, но зябкий ветер беспокоил стройные кроны высоких тополей, высаженных вдоль всего школьного корпуса.
– Поймался, да? – Спросил я с улыбкой.
Мальчик молчал, потупив взгляд.
– Ну скажи, с кем ты подрался?
– Я упал, – повторил Никита.
– Какой ты ювелир. Упал прямо налицо, причем умудрился приложиться именно скулой. Никит, ну хватит тебе. Обещаю, я ничего никому не расскажу. Все это останется между нами.
Мальчик помялся еще пару мгновений, потом все же ответил:
– Ну… Ну я и правда не подрался.
– Вот как?
Глазки школьника блеснули и помокрели. Он сконфуженно отвернулся и принялся утирать мордашку.
– Меня побили…
– Кто?
Он снова поджал губы, помотал головой.
– Если я расскажу, еще раз побьют.
– Я же сказал, – терпеливо повторил я. – Я никому ни ничего не скажу. Вообще никому. Наш мужской разговор останется только между нами.
Мальчик помолчал еще немного, потом решился:
– Федя Островной. Это он со своими дружками сделал. Они испортили мне пенал. Пинали его по коридору, как мячик. А когда я сказал, что б прекратили, мы поссорились, и они позвали меня за школу, на разборки.
– И там тебя побили, так? – Спросил я.
– Н-нет. Я хотел убежать, но меня караулили, и, когда поймали, отвели за школу, – Там меня Федя и ударил.
– Федя Островной, – я хмыкнул. – Он же на полголовы ниже тебя. Килограмма на три легче. Чего же ты сдачи не дал?
Мальчик снова замялся, стал топтаться на месте, не зная, куда деть руки.
– Мама говорит, что драться нехорошо.
– А что говорит папа?
– А у меня нет папы, – ответил мальчик несмело.
– Понятно, – протянул я, – Ладно. Смотри,