Андрей и Михаил учились в местном учебном заведении, которое бабушка называла реальным училищем. Очень его нахваливала, дескать, образование там давали хорошее, даром что училище. К тому времени реальные училища уже упразднили, и это было, скорее всего, нечто вроде техникума. Но не суть. Андрей Карлович, мой дед, закончил его и был направлен на лесопильный завод в Дубровку, под Ленинград, где работал главным инженером. Однако это произошло существенно позже, а пока вышло так, что братья, поселившиеся в доме Агриппины Александровны, женились на ее дочерях – Андрей на Анне, моей бабушке, а Михаил – на Марии, ее младшей сестре.
Еще знаю, что у бабушки Груши был брат, которого звали, как и положено, Александр Александрович. Он был офицером царской армии, а после революции, соответственно, белогвардейцем. После окончания гражданской войны он вернулся на родину, забрался в самую глухую деревню и спешно женился на простой крестьянской девушке – затаился. Возможно, отдаленные потомки дворянского рода обитают в тех местах и сейчас, не знаю, но в середине шестидесятых, когда мы туда приехали всей оравой, нам показали дом, где проживал очередной Саша-барин, изрядно спившийся субъект и наш отдаленный родственник, а мамина троюродная сестра настоятельно рекомендовала собирать ягоды именно в «нашем» лесу.
Бабушку Грушу я запомнила хорошо. Она было высокой, статной, неторопливой и, в отличие от громкоголосой и суетливой бабушки Ани, не слишком разговорчивой. Не страшась неудобств, ездила с нами по всяким мало приспособленным к нормальной жизни гарнизонам, где служил папа, и помогала нянчить детей – меня и Сережу. Его она обожала несказанно, и как только маленький Сереженька, пережив трудные первые месяцы нескончаемого ора, превратился в крайне упитанного младенца с круглой, похожей на глобус, головой, отменным аппетитом и спокойным нравом, прижала его к своей груди и больше не отпускала. Ко мне же относилась подозрительно и периодически просила маму: «Убери эту “шпиёнку”».
Вспомню еще кое-что из маминых рассказов. О том, как мои родственники пережили войну, уже писала, но вот еще пара небольших зарисовок. Мама много рассказывала про Павловск, про голод, который там начался с приходом немцев и часто вспоминала небольшой эпизод. Сидят они за столом, бабушка Груша и трое детей, собираются обедать. Ну как обедать? Мама вспоминает – у нас были четыре вареные картошки. Тут открывается дверь, заходит женщина с маленьким ребенком на руках и просит подаяния, какой-нибудь еды. Бабушка Груша молча, без слов отдает ей ровно половину того, что было на столе, пару картошек. Та благодарит и уходит. Еще мама вспоминала, как они шли с бабушкой Грушей по дороге, а мимо них проходила колонна людей с приколотыми к одежде желтыми звездами, и бабушка тайком совала проходящим кусочки хлеба, что оказались у нее с собой. В карманах ее просторной вязаной кофты всегда хранились маленькие сухарики, для детей, для младшей Верочки.
У них с Верочкой часто происходили