На миг мне показалось, будто хозяйка не прочь пофилософствовать. У меня правило: хочешь разочароваться в умном эрудите, дай ему высказаться про Бога, мироздание и загробную жизнь. С Альбиной Львовной я боялась не столько разочарований, сколько напрасной траты времени. Похоже, она мой деловой настрой уловила. И я о нем немедленно пожалела.
– Полина, – ласково произнесла дама, разливая душистую коричневую жидкость в белоснежные, насквозь просвечивающие чашки, – я никому не скажу, что ты прогуливалась по двору с юношей, которого позже убили.
– Точно с ним, Альбина Львовна?
Наверное, я нехорошо прищурилась, задавая вопрос. Но соседка была не из пугливых и тем же тоном ответила:
– Иногда я пользуюсь театральным биноклем, обозревая окрестности.
– Альбина Львовна, поймите правильно, если вы и скажете кому-нибудь о нашей прогулке, ничем, кроме лишних хлопот, мне это не грозит.
Мои глаза норовили выкатиться из орбит, но она не обращала внимания на жутковатую мимику. Вероятно, решила, что, пообщавшись с Женей, я уразумела, какая он мразь, и стесняться меня нечего. Совсем недавно я испытала острый приступ того же чувства, но постыдилась бы сообщать об этом малознакомой собеседнице. Альбина Львовна изволила коротко объясниться. Благодаря оптике она разглядела во дворе многое. Женины подручные собирали дань с младших школьников, били отступников, зажимали и щупали девочек в беседках, продавали наркотики. Но главным, чего она не собиралась прощать и мертвому предводителю всей этой младой сволочи, было глумление над Пончиком.
– Полина, – горячечно шептала она, – ведь человек может родителям пожаловаться, в полицию обратиться, уехать на другой край города, откупиться, наконец. А зверь совершенно беззащитен.
Я поматывала головой, как китайский болванчик, и кусала губы. Лохматый красавец Пончик был для нее всем, и осуждать ее за любовь я не имела права. Через полчаса мне удалось вклиниться в ее монолог о превосходстве животных над некоторыми людьми:
– Вы наверняка что-то разузнавали о Жене? Поделитесь. Я тоже никому не назову вас, как информатора.
О, она разузнавала! Задолго до его гибели пыталась прорваться в квартиру с приятельницей сектанткой, чтобы та исполнила свой миссионерский долг. Но мать преступника проехалась матом по «чучелам с книжками» и смачно плюнула им вслед.
– Я хотела полицейскому полковнику со второго этажа все рассказать, – воскликнула Альбина Львовна, пуская мелкую слезу.
Возникла пауза. С минуту я ожидала более прямого вызова на откровенность. Мы с Виком соблюдаем основные правила конспирации, но шила в мешке не утаишь. Неужели людям уже надоело строить догадки, и они жаждут смотреть в бинокли в окно измайловской спальни? Однако Альбина Львовна собиралась не провоцировать меня, а всего лишь высморкаться.