Дочки-матери. Алина Дягилева

а живот скрутило так, что стало больно. Она стояла и не могла шевельнуться, даже перестала дышать. Она смотрела немигающим взглядом перед собой. Из-за цветастой пластиковой шторы из темноты столовой выглядывала мама. И широко улыбалась. Но это была не обычная приятная мамина улыбка. Это была улыбка, которой улыбается мальчишка, когда ему удалось своим «Бууу!» из-за угла напугать младшего брата или даже отца. Это была улыбка того, кто только что сделал какую-то гадость и ему не терпится рассказать о ней кому-нибудь. Это была улыбка куклы из старого фильма ужасов. Растянутая на все лицо. От уха до уха. И застывшая. Мама, конечно же, никогда так не улыбалась. Но вот она выглядывает из-за шторы, ее тела не видно, видна лишь голова и эта неподвижная улыбка. Мама не шевелится, лишь смотрит на Лису, продолжая отвратительно улыбаться и словно приглашая ее войти. Лиса стоит, парализованная ужасом и не может пошевелиться. В голове ее проносятся, как вагоны скоростного поезда, мысли одна за другой: который час? Как долго я гладила Лайлу? Сколько я стояла под окном дома Марка? Мама уже вернулась раньше меня? Наконец, ей удалось собрать остатки воли, сделать шаг назад и захлопнуть дверь. Трясущимися руками она вставила ключ в замочную скважину, повернула три раза и бросилась бежать по направлению к калитке. Оказавшись на улице, она выдохнула от облегчения, услышав все те же голоса, музыку и пение. Вечеринка во дворе у соседей продолжалась, и Лиса побежала туда.

      Когда она вошла в калитку, Лайлы возле нее уже не было. Впрочем, сейчас у Лисы не было настроения гладить собаку. Она быстрым шагом шла к бассейну, выглядывая фигуры родителей. Вот она услышала голос папы – он все так же сидит в шезлонге, вокруг него собралось еще больше народу, тут же дядя Эдик, он закончил жарить сосиски и хохочет над папиной историей. А вот и мамин шезлонг. Он пуст. Лиса с облегчением выдохнула и остановилась в нескольких шагах от взрослой компании. Она только сейчас заметила, как сильно и быстро бьется ее сердце, как прерывисто она дышит и какие ледяные у нее руки и ноги. Ее начала бить дрожь. Девочка обхватила себя руками за плечи, закрыла глаза и стала считать до десяти. Мама учила ее так делать, когда нужно успокоиться. Раз. Глубокий вдох. Два. Задержать дыхание. Три. Долгий выдох. Четыре. Все в порядке. Это была мама. Она совершенно зря испугалась. Мама все же пожалела, что отправила ее одну домой по темноте и пошла за ней следом. Пять. Мама пришла домой раньше ее, потому что она торчала под окнами Марка и сидела с Лайлой. А когда Лиса пришла, наконец, домой, мама вдруг зачем-то решила ее напугать. Возможно, несколько бокалов вина направили ее чувство юмора в странное русло – вообще у них дома не было принято пугать друг друга вот так, но что тут такого. Шесть. Лиса почувствовала, что ее дыхание выравнивается. Семь. Еще немного, и можно будет открыть глаза и пойти домой. Восемь. Она пошевелила пальцами рук и сделала несколько вращений головой, чтобы размять окаменевшие мышцы шеи. Девять. Мама знала толк в снятии стресса. Этот метод всегда ей помогал.