Под тенью старого сада. Лариса Павлович

день, но уборщица так и не пришла. За окном уже стало темно, а дверь всё ещё была закрыта. В театре было необычайно тихо, словно это был не театр, а пустыня Атакама. Весь день и вечер я колотил в дверь и кричал, но меня никто не слышал. И только в начале следующей ночи я стал догадываться, что заколдован и заперт силой волшебства в этом замкнутом пространстве с унитазом, зеркалом и умывальником, называемом туалет. Оставался только один выход: сломать дверь, вышибить её как-нибудь. Всю ночь я пытался это сделать, но дверь была крепкая, старинная, из древесного массива. Я колотил в дверь ногами, руками, бросался на неё плечом, но дверь не поддавалась. Обессиленный, к утру я сел на унитаз и горько заплакал, не зная, что мне делать дальше. Я вдруг ощутил себя не сильным мужчиной, играющем супергероев, а маленьким беспомощным ребёнком, потерявшемся в злой реальности.

      Я уже два дня ничего не ел и ослабел. Где-то я читал, что без еды, но с водою, человек может прожить около сорока дней. Значит, мне оставалось чуть более месяца. Я представлял, как родственники, сослуживцы и знакомые ищут меня. Возможно, в театре мне уже нашли замену, и на сцене вызов злым силам бросает уже другой супергерой…

      Вызов! Мне вдруг показалось, что всё дело в нём. Последний спектакль назывался «Битва лампы и бури», и я играл горящую лампу, а весь балет – стремящуюся погасить меня бурю. Возможно, великолепно играя свою роль, я разозлил какую-то мистическую бурю, и теперь вместо битвы мне остаётся сидеть взаперти, борясь уже не с грозными внешними силами, а с собственным страхом и одиночеством. Кто-то в вышине решил проучить меня, оставив наедине с унитазом вместо битвы с тьмой перед толпой зрителей и поклонников.

      На третью ночь, сидя на унитазе и перебирая в уме свои грехи, я вдруг вспомнил, как в детстве украл одну маленькую вещь и положил её в карман. Я сел с этой вещью в метро, держа её в кармане, и мне казалось, что все вокруг знают о моём проступке и презирают меня. Хотелось опустить глаза и провалиться сквозь землю. Вдруг, когда я поднял глаза, передо мной оказалась какая-то женщина. Она посмотрела на меня так, как будто знала, что я вор, и презрительно улыбнулась. Эта насмешка больно ранила меня, и, выйдя на следующей станции, я выбросил из кармана проклятый предмет и больше никогда и ничего в жизни не украл. Я вспомнил этот эпизод, и вдруг меня осенило, что это была одна и та же самая женщина! С тех пор она нисколько не изменилась и не постарела.

      На третье утро, посмотрев на себя в зеркало, я вдруг заметил, что стал значительно ниже ростом, чем прежде. В другое время и в других обстоятельствах меня это обеспокоило бы, но теперь я даже был рад каким-то изменениям в царстве неизменного. Значит, какой-то процесс пошёл, и вскоре всё должно измениться. Голод отпустил свою хватку, я ощущал пустоту и лёгкость в теле. С водой я мог протянуть очень долго, главное было не сломаться психологически и выдержать страх перед неизвестностью, одиночество и изоляцию.

      Прошло десять дней и ночей. Театр оставался всё так же тих и безлюден, как