– Настенька, кому царство оставить? Девочкам? Маше? У той одни художества в голове. Аленке? Она наше государство на очередную панацею променяет. Вот Софьюшке можно, но она мала. А если замуж неудачно выскочит? Или принца какого иностранного нечистая сила занесет, девчонку с ума сведет? Или…
– Ну, ладно тебе, Сёмушка, так о дочери судить. Она у нас умница-разумница.
– Ой-ой-ой, будто не видел я этих разумниц, что от мужиков на крышу лезли. Нет, Настя, нам нужен сын.
На приемах царица не раз отмечала, как вспыхивали глаза Симеона при виде пухленьких брюнеток. Анастасия виртуозно отваживала конкуренток: она ласково беседовала с мужьями, братьями или женихами, после чего темноволосая красавица исчезала или шарахалась от Симеона.
Однажды на стол рядом с чашкой утреннего кофе легла газета. Мужа снова не было дома. На первой полосе Симеон что-то увлеченно нашептывал практически голой красотке. В последнее время он часто отлучался «по государственным делам». Анастасия затребовала всю прессу. Везде на первой странице красовались фото мужа с полуобнаженными прелестницами. В груди царицы бушевал пожар.
Вечером Анастасия обратилась к мужу:
– У нас проблема. Грядет скандал.
– Скандал? – переспросил тот.
Она веером разложила газеты. Симеон вспыхнул.
– Его Величество, я молчала и буду молчать. Это, – женщина брезгливо указала на бумаги, – наносит непоправимый вред Вам и государству. Вывод делайте сами.
Она развернулась и неторопливо удалилась в свои покои. Под утро она собиралась покинуть дворец.
В дверь спальни постучались.
– Настенька, нам надо поговорить.
– Уходите, я не хочу Вас видеть.
Симеон уже не стучал, он колотил в двери, едва не срывая их с петель.
– Только из-за дочерей, – сказала царица, открывая.
Симеон выглядел расстроенным и растерянным.
– Настя, девочка моя, я не думал… В общем… Мне казалось, я тебе стал безразличен. И вообще…
– Ваше Величество, Вы имеете право поступать так, как считаете нужным. По сути, я и дочери – Ваша собственность.
Женщина отвернулась и, пошатываясь, побрела к окну. Завтра ‒ послезавтра ее и девочек навсегда запрут в каменном мешке.
– Как ты можешь такое говорить! Настя, повернись!
Симеон обнял жену. Внезапно пришла темнота, и Настенька медленно осела на пол. Царь едва успел ее подхватить. Потом вокруг суетились горничные и придворные медики, но она этого уже не видела.
Анастасия металась в горячке двое суток, Симеон не отходил от нее. Утром третьего дня она открыла глаза. Было светло, покойно. «Я умерла и попала в рай», – пронеслась шальная мысль.
– Доброе утро, Настенька! – произнес знакомый голос.
«Нет,