«Окунь»
13/26 июля
В 3 ч. 30 м. утра бригада подводных лодок с вспомогательными судами снялась с якоря в Балтийском Порту и пошла в финляндские шхеры.
На высоте маяка Пакерорт мы были приятно удивлены, увидев идущую из Ревеля бригаду крейсеров: «Громобой», «Баян», «Паллада» и «Адмирал Макаров», высланную для охраны входа в Финский залив.
Пропустив их, пошли дальше и в 8 ч. 50 м. утра пришли на рейд Векшер (между Поркаллаудом и Лапвиком), где и стали на якорь.
Подготовлявшаяся во время перехода на обоих транспортах – «Хабаровск» и «Европа» – проверка мин теперь пошла полным ходом, и подача их на лодки продолжалась весь день; в три часа ночи 14/27 июля последняя мина была заложена в аппарат.
Одновременно с подачей мин пополнялись запасы топлива, смазочного масла и т. п. Работа кипела, и вечером команда работала с тем же неослабевавшим увлечением, что и днем.
Наконец, тихая теплая июльская ночь спустилась над недвижным рейдом; при ее неверном освещении окружающие острова выросли, сдвинулись и тесно обступили стоявшие суда.
Шум голосов, треск моторов и плеск весел на шлюпках да грохот работающих лебедок одни нарушали тишину, далеко разносясь по сонной воде.
Между судами шныряли моторные и гребные шлюпки; паровые катера с баркасами на буксире медленно передвигались от транспортов к подводным лодкам и обратно, доставляя готовые боевые мины и снимая с них учебные.
Здесь, на этом неизвестном дотоле рейде, бригада лихорадочно готовилась к бою, чтобы утром встретить врага во всеоружии…
Команды лодок, уже закончившие все работы, усталые и довольные, крепко спали в своих койках, не обращая внимания на шум голосов и грохот лебедок.
С каждым часом становилось все тише и тише, меньше оживления на рейде – работа закончилась…
Наступила полночь.
На «Окунь», стоявший у борта «Хабаровска», подавали последние мины. Сгустившаяся тьма заволокла море и небо, не стало видно ни судов, ни окружающих островов, и только неумолчная вода тихо плескалась у борта, напевая свою неизменную песню…
Загрохотала лебедка, спуская на лодку последнюю мину, и все стихло.
На палубе блеснул слабый свет ручного электрического фонарика, выхватив из тьмы небольшую группу работавших у минного аппарата людей. Конечно, разговор вертелся вокруг неожиданно свалившейся на голову войны, и минно-машинный старшина вдруг тихо протянул: «Кажись, орденишки заработаем…» – на что все остальные в тон ему так же тихо ответили: «Вероятно…»
А ночь по-прежнему была такой же тихой; все замерло, ни малейшего шума, ни малейшего шороха не доносилось с покрытых лесом островов. Все говорило о мире и тишине и как-то не верилось, что,