Ощущение было, что меня лошадь лягнула копытом. Хоть меня никогда лошадь копытом не лягала, но, думаю, если бы лягнула, ощущения были бы примерно теми же. Меня отбросило назад, выбило воздух из лёгких и согнуло так, что я не удержался, падая на колено, одной рукой упираясь в пол, а вторую прижимая к пульсирующей болью груди. Кривясь, взглянул на ярла и тут понял, что он удивлён не меньше моего, разглядывая собственный кулак, словно увидев его впервые. Внезапно лицо его просияло, и он с поклоном произнёс покровительнице:
– Дева, благодарю.
Повернув голову вбок, туда, где стояли двумя полупрозрачными силуэтами боги, я увидел, как Воин неодобрительно смотрит на свою небесную коллегу, а от той к Годону тянется небольшой ручеёк божественной силы. Вот, значит, откуда дровишки. Помогла, стерва такая. Решила так повысить шансы своего избранного на победу.
– Воин, прошу! – прохрипел я.
Раз уж наши противники решили играть нечестно, нам тоже нет смысла строить из себя благородных. И Воин не стал кочевряжиться, махнул рукой в мою сторону, и боль, как по мановению волшебной палочки, отступила. А ещё мышцы налились небывалой силой. И я прямо с колена, оттолкнувшись от каменных плит, как спринтер под стартовый пистолет, с криком “кий-я!” влупил Годону ногой в прыжке, отправляя его в полёт.
Кто-то в толпе взвизгнул, народ ломанулся в стороны, убираясь с траектории полёта ярла. А тот, словно шар для боулинга, с грохотом врезался в один из накрытых столов.
Еда с напитками, в перемешку с посудой, стулья, остатки стола – всё полетело в разные стороны, гремя, звеня и звучно шлёпаясь об стены и пол. Половина курицы прилетела королю в лицо, свиной ногой сшибло кого-то из слуг, разлившееся в полёте вино щедро оросило платья придворных дам.
О, эти женские глаза, округляющиеся от осознания, что их лучшее платье безвозвратно испорчено. Никогда не забуду. Они уже начали набирать воздуха в грудь, чтобы издать полный возмущения визг, но тут из-под обломков мебели выбрался злющий как чёрт, заляпанный с ног до головы едой ярл. Схватил подвернувшуюся под руку лавку и с рычанием швырнул в меня.
Сделана она была, наверно, из того самого железного дерева, потому что снесла меня, как пушинку. С закономерным итогом. Теперь еда стала разлетаться уже с другого стола.
Только убравшему курицу с лица королю не повезло во второй раз. За корону зацепилась миска с салатом, и шинкованная капуста повисла на нём, как авангардный парик. Дам облило по второму разу, а будущему тестю прямо в руки приземлился молочный поросёнок, которого он, пребывая в некоторой прострации, начал поглаживать, словно котёнка.
Лучше всего себя чувствовала Селестина. Глядя на творящийся хаос, она покатывалась от хохота, стирая с лица остатки свадебного торта.
Удивительным, однако, было, что я не получил никаких повреждений, даже голова не кружилась после того, как я пробил ею столешницу сантиметров пяти. Но короткий брошенный взгляд в сторону божеств всё расставил над