Барин. Как, разве моя маменька померла?
Староста. Поколела…
Барин. Померла же?
Староста. Поколела!
Барин. Видите, Марья Ивановна, лошади помирают, а люди поколевают! Ну, расскажи, отчего моя маменька померла?
Староста. Расскажу, отчего поколела… Как твой-то трёхэтажный домик загорелся, твоя-то маменька сердечком была ретива и с крылечка соскочила, себе ногу сломила, тут и поколела.
Барин. Как, разве мой трёхэтажный дом сгорел?
Староста. Давным-давно! <…>
Барин. А ты на пожаре-то был?
Староста. Как же, боярин-батюшко, был. Три раза кругом обежал, таких три кирпича красных вытащил!
Барин. Неужели от пожара ничего не осталось?
Староста. Нет, осталось много…
Барин. А что такое?
Староста. А чем чай-то пьют!
Барин. Что такое, чай, что ли?
Староста. Нет, крупнее.
Барин. Так сахар, что ли?
Староста. Нет, чернее.
Барин. Так уголья, что ли?
Староста. Вот, вот – уголья. <…>
Барин. Где ты по сие время шлялся?
Староста. Я на вашей красной шлюпочке катался.
Барин. Видите ли: у барина петля на шее, а он на красной шлюпочке катался.
Староста. Если бы была у вас, барин, петля на шее, я взял бы, тримбабули-бом, да и задавил бы!
Кедрил-обжора
<…> Затем следовала вторая пьеса, драматическая – «Кедрил-обжора». Название меня очень заинтересовало; но как я ни расспрашивал об этой пьесе, ничего не мог узнать предварительно. Узнал только, что взята она не из книги, а «по списку»; что пьесу достали у какого-то отставного унтер-офицера в форштадте,[206] который, верно, сам когда-нибудь участвовал в представлении ее на какой-нибудь солдатской сцене.
У нас, в отдалённых городах и губерниях, действительно есть такие театральные пьесы, которые, казалось бы, никому не известны, может быть, нигде никогда не напечатаны, но которые сами собою откуда-то явились и составляют необходимую принадлежность всякого народного театра в известной полосе России.
Кстати: я сказал «народного театра». Очень бы и очень хорошо было, если б кто из наших изыскателей занялся новыми и более тщательными, чем доселе, исследованиями о народном театре, который есть, существует и даже, может быть, не совсем ничтожный. Я верить не хочу, чтоб всё, что я потом видел у нас, в нашем острожном театре, было выдумано нашими же арестантами. Тут необходима преемственность предания, раз установленные приёмы и понятия, переходящие из рода в род и по старой памяти. Искать их надо у солдат, у фабричных, в фабричных городах, и даже по некоторым незнакомым бедным городкам у мещан. Сохранились тоже они по деревням и по губернским городам между дворовыми больших помещичьих домов. Я даже думаю, что многие старинные пьесы расплодились в списках по России не иначе как через помещицкую дворню. У прежних старинных помещиков и московских бар бывали собственные театры, составленные из крепостных артистов. И вот в этих-то театрах и получилось начало нашего народного драматического искусства, которого признаки несомненны.
Что