сейчас случилась Мартышка. Ну, тот пес, которого мы с Недашей в баре для крестоносцев у храма подобрали. Жить он пошел к Недаше – сказал, что ей нужнее. А Мартышкой мы его уже потом назвали – в честь дочки Сталкера и Фрейндлих. Хотя Мартышка была мальчиком. Но мальчиков мартышек тоже мартышками зовут. В общем, он позвонил. Ну, не пес, конечно, а Поллак. Хотя думаю, что пес тоже мог позвонить, просто у него номера моего не было. В общем: похмелье, Моцарт, Поллак. Поллак же начальником Недаши был – ну когда она проституткой служила, – а потом замуж вышла за поллаковского же адвоката – ну который похож на жопу носорога. Они как раз на ее работе и познакомились. И там же полюбили друг друга. А может, эта жопа носорога просто деньги решила сэкономить. Недаша же не простая проститутка была, а элитная. В смысле – дорогая. А адвокат – он не просто адвокат был, а адвокат-еврей. Из рода Коэнов – первосвященников. И свадьбу адвокат Шмуэль Коэн из рода первосвященников и русская проститутка из Вышнего Волочка играли в самом престижном месте Иерусалима. С равом, купой, с видом на Стену Плача и по всем законам иудаизма. Некудешет, все дела. Ну да я рассказывал уже. А потом они в Париж уехали. В свадебное путешествие. А Мартышку девчонкам оставили. С работы. Не с коэновской работы, конечно, а с Недашиной. Это мне все Поллак рассказывал по телефону. А меня – как будто через самый лучший в мире шредер пропустили. Я лежал на мешках с письмами к Богу и мечтал умереть. Ну или о холодном пиве. Жгучее желание немедленно сдохнуть, спорящее с глупой надеждой еще немного пожить.
А Поллак продолжал рассказывать. Вместо пива. Мол, недавно всем вдруг трахаться приспичило. Нет, люди это дело всегда любили, но тут – у всего мира стояк. Утренний. А еще и дневной, и вечерний. Про ночной – вообще молчу. Это потому, что мир сначала скособочило, а потом выпрямило, подумал я, но Поллаку не стал объяснять. Не потому, что это не объяснить, а потому, что мне умереть хотелось. Ну и потому, что не объяснить. В общем, поллаковские девчонки по-стахановски стали работать. А тут еще менты – ну которые Поллака с его девчонками крышевали – субботник устроили. Субботник – это не шабат. Субботник – это когда бесплатно. И когда отказать не можешь – из партии исключат. В общем, менты на квартиру приехали. В Армянский квартал. Там, где девчонки жили. И там, где Мартышка жила. И ей это все не понравилось. Мартышка все-таки очень приличное воспитание получила – при храме, пусть и в какой-то странной комнате, где не было ничего, кроме песка. Короче, Мартышка этот ментовский субботник разогнала. А какую-то часть субботника даже покусала. Оно, конечно, справедливо и правильно, но теперь Поллаку все это расхлебывать. В общем, Поллак просил забрать Мартышку. На время – пока Недаша со своим Коэном не вернется. Ну как просил – сказал, что уже везет собаку ко мне. Причем Поллак уже каким-то образом выяснил новый адрес, где я теперь работал. Ну как работал – лежал на мешках с письмами и хотел пива. Другими словами – умирал. Молча. А что я мог сказать? Только «ы-ы-ы». Долгое, протяжное. Как у Пушкина.
ב"ה
В общем, умереть
