Староста добродушно махнул рукой и даже осмелился коснуться густой шерсти Игви, а после поспешил на пир. Эйдре, шедшая рядом с ним, опустила ресницы, скрывая лучики озорной хитрости. Ферр спрятал за кашлем короткий смешок. Мерг вошёл в зал последним, по привычке устроился один с краю, незаметно стащил для пса кусок мяса с общего блюда и кинул под стол.
Жрец с сэйд восседали на почётных местах в центре. Им первым поднесли по рогу с мёдом и куску зажаренного на вертеле поросёнка. Доля героя, сильнейшего и храбрейшего из присутствующих, за которую на иных пирах разворачивалась целая битва, в Модр всегда принадлежала тому, кто задобрил духов и проводил природу на зимний отдых. Песен и музыки нынче ждать не следовало – никто бы не посмел просить жреца ещё и о выступлении после проведённых ритуалов. Ульд немного побыл за столом, дабы не оскорбить хозяев, а после выскользнул на улицу, опёрся плечом на деревянный столб крыльца, вдохнул с наслаждением сырой от тумана, прохладный воздух.
За спиной скрипнула дверь и послышались тихие шаги.
– Что же ты ничего ему не сказал? – поинтересовался Ферр. – Заработал бы денег, раз обещался приглядеть за порядком.
– Завтра побеседуем, – безразлично отозвался мерг. – К чему им тревоги в праздник, когда каждый из нас по-своему старался людей от них уберечь? Жаль, ты сегодня не станешь петь, мне понравилось вчера твоё выступление. Правда померещилось, будто некоторые свои песни ты любишь сильнее прочих.
– Отчего же померещилось, ты верно заметил. Я хочу петь о мире, Ульд. О странствиях и дорогах, историях далёких городов, которых многим не увидеть до конца дней. О бескрайних просторах Ирда и его народах. Жизнь удивительна и прекрасна, мне нравится о ней рассказывать.
Колдун нахмурился, словно прислушался к чему-то, помолчал немного, а после тихо сказал:
– Мне жаль, но в твоих песнях скоро не останется мира, жрец.
– Это решать не твоим мертвецам! – с гневом бросила Эйдре.
– И не нам, – не оборачиваясь, произнёс мерг, давно привычный к вспышкам ярости после иных предсказаний.
– О чём же тогда я буду петь людям, колдун?
– О войне.
– Значит, я стану говорить о её героях. Пророчество гласит о великих защитниках, которые придут вместе с ней.
– Серьёзно? – Ульд обернулся и посмотрел с жёсткой ухмылкой. – Покажи мне женщину, которая способна выносить и родить дитя под два яра ростом. Младенца, что в первое своё лето станет ломать оружие, а к трём начнёт запрягать коней да обгонять на охоте всадников с копьём наперевес. Мужчину, колени которого в ярости боя изгибаются назад, и враги бегут от него в ужасе, а он летит за ними стрелой да не ведает пощады. Давно ли жрецы Ирд утратили разум и принялись сами верить всему, о чём поют простому люду? С какой поры то, что служило утешением, стало знаками, коих вы сами ждёте с надеждой?
– Не всё в наших легендах ложь, Ульд, – напомнил Ферр спокойно.
– Но