Лихомара. Наталия Ермильченко

опоясывал весь дом. Такой выступ шириной с ладонь был у них в товариществе на каждом доме, на Монином тоже. Стоять на нем было неудобно. Но вообще, если на него хоть как-то поставить ногу, ухватиться за подоконник раскрытого окна и потом подтянуться, то можно было с улицы влезть в комнату, – скучно же иногда входить черед дверь. И когда этот выступ попался на глаза, Моня подумала: «Надо бы заглянуть в окно». Если Буланкиной в доме нет, то уж точно ничего не поделаешь, и под облепихой она поползет уже не с тяжелым сердцем, а с легким. А если есть, то она постучит в окно, и Буланкина даже без имени-отчества поймет, что это к ней.

      Оба окна были закрыты и занавешены. Левое плотно, правое не очень. Стоя на одной ноге, прижимаясь к стене, цепляясь за узкую раму, Моня заглянула в щель между шторами. Первым делом она увидела очередной тазик с водой. Краем своим тазик касался ножки кресла. И, похоже, что это кресло приходилось родственником тому диванчику под навесом. В глубине комнаты была еще мебель – наверное, тоже музейная, но Моня не успела ее разглядеть, потому что откуда-то сверху послышался недовольный голос Буланкиной:

      – Ты что там высматриваешь?

      Моня отпустила раму и только потому сразу не свалилась, что сзади ей в спину упирались ветки вишни. Полулежа на вишне, она посмотрела вверх, и ей показалось, что на нее вот-вот упадут огромные очки Буланкиной, которая высунулась из чердачного окна.

      – Вас ищу, – ответила Моня. – Бабушка просила передать лекарство от суставов. – И прибавила: – Здравствуйте!

      Без вздоха, это точно.

      – Сейчас спущусь!

      Моне показалось, что Буланкина швырнула в нее эти два слова со второго этажа. Больно не было, но она дернулась, и вишни все-таки стряхнули ее с веток на землю. «Ничего, – подумала она. – Главное, отдать коробочку».

      Буланкина уселась на ступеньку, скинула матерчатые тапочки, а ноги опустила в тазик с водой.

      – Ужасная погода, – объявила она. – Совсем дышать нечем. Солнце это… А ты как сюда? Через забор?

      Моня кивнула. Врать нехорошо, конечно, но, раз Буланкина сама спросила, то пускай думает, что через забор, и не ругается с Шурой.

      – Бабушка сказала, что надо прямо утром принимать, я и торопилась.

      И это-то правда, кстати.

      – А почему не позвала?

      Буланкина взяла коробочку с таблетками.

      – Ну, что там у тебя? А… Хорошо. Что, горошек-то душистый так и не выбросили?

      – Нет, – ответила Моня. – Посадили.

      Буланкина уставилась на нее сквозь очки.

      – Это лихомарские цветы.

      – То есть как? – удивилась Моня.

      – Так. Их тебе лихомара дала.

      – Мне их дачница дала, – возразила Моня. – Как это… со второго сектора! Из-за речки, в общем. Тетя Маша.

      – Ага, тетя Маша! – усмехнулась Буланкина. – В длинной юбке? В блузке с рюшами? Белая вся? Говорю тебе, лихомара это, из болота.