Александр смотрел на меня, разинув рот.
– Да, да, – отозвался он, – все знают эту легенду, но я был не в курсе таких подробностей.
– Это не «легенда», как вы утверждаете! – прервала я его тоном взрослого, который бранит маленького ребенка за невнимательность к своим словам.
– Как это?
– У меня, например, – добавила я, дерзко глядя на Александра, – правая грудь немного меньше левой!
Я сделала вид, что с наивным простодушием подношу руку к корсажу, дабы доказать истинность своих слов…
Но Александр поспешил остановить меня:
– Нет, нет, я вам верю, мадмуазель!
Довольная произведенным эффектом, я шаловливо заключила, бросив исподволь на него взгляд:
– Я забыла сказать вам, что у нас, амазонок, женщины выбирают мужчин, а не наоборот!
Александр покраснел, с него слетела вся его спесь. Я таки заставила его проглотить своих викингов! С высоты своих шестнадцати лет я не имела ни притязаний, ни дерзости меряться с тем, кто станет самым знаменитым поэтом России; однако единственным моим оружием было мое воображение, питаемое самым разнородным чтением, и я использовала его вовсю.
Намного позже, когда я уже была замужем, время от времени, стараясь придать беседе немного остроты, я пыталась по примеру писем мадам де Севинье превратить банальное происшествие в историческое событие. Увы, мои истории, неловкие и лишенные интереса, не имели успеха; они превращались просто в бабские пересуды! Чем больше я изощрялась, стараясь быть оригинальной, тем безнадежно яснее проявлялась моя эпистолярная манерность…
Александр исчез на долгие месяцы; он оставил меня, пообещав дать о себе знать. Я с нетерпением ждала его возвращения, как вдруг, без всякого предупреждения…
5. Возвращение Александра
«И плоды превзойдут обещанье цветов». Эти стихи Малерба как нельзя лучше подходят для описания «болдинской осени», на протяжении которой Пушкин оказался заточенным в своем родовом имении из-за эпидемии холеры. За это время он создал множество шедевров.
Он закончил «Евгения Онегина», написал «Каменного гостя», «Повести покойного Ивана Петровича Белкина», «Сказку о рыбаке и рыбке», «Медного всадника», а также несколько десятков стихов.
Александр пребывал в крайнем возбуждении и думал лишь об одном: как вернуться ко мне. Разве сам он не объявил, что совершенно «огончарован»?
Увы, любые передвижения были ему недоступны. Его письма становились все более пылкими… Поддразнивая меня, сестры, также читавшие эти письма, смеялись, намекая на его «жгучую» любовь ко мне!
Метаморфоза свершилась: из чувствительных его послания становились романтическими, затем любовными и, наконец, откровенно страстными. Его эпистолы множились, и без нашего на то желания между нами устанавливались невидимые