В тот вечер он произнес столько слов, сколько я не слышал от него прежде. Рассуждал о жизни и смерти, о том, что нельзя лишать жизни никого, даже животных. Говорил с жаром политика, выступающего на предвыборных дебатах. Однако вряд ли кто-то смог бы оценить эту речь по достоинству. Звери, к счастью для них, не обладают избирательным правом.
После ужина Тони пошел к отцу в комнату и попытался его переубедить. Но, как видно, не преуспел. Не то чтобы я подслушивал, но было крайне любопытно узнать, чем всё кончится. Парень вышел из комнаты, сверкая глазами, и с кислой улыбкой обратился ко мне:
– Мистер Ллойд, будьте другом, хлопните за меня дверью!
Через два или три дня после этого между мной и молодым Тони состоялся разговор, который я запомнил на всю жизнь.
Папаша Леоне колол дрова (завершая процесс, всякий раз аккуратно втыкал топор в пенек посреди двора – меня пугала подобная заботливость). Его сын, раздевшись по пояс, загорал на крыше амбара. А ваш покорный слуга мучился с трактором, пытаясь прицепить к нему старый, насквозь проржавевший плуг.
– Сын, – буркнул Джузеппе через плечо, – если не слишком занят, помоги мистеру Ллойду с этой железкой.
Тони со смущением накинул рубаху и поспешил исполнить поручение. Надо ли говорить, вдвоем получилось намного быстрее.
– Давай-ка передохнем, парень, – сказал я и передал Тони флягу с виски.
– Позволите вопрос, сэр?
– Валяй.
– Почему вы тут осели?
Молодой человек хотел узнать, почему такие люди, как я или его отец, выбирают жизнь фермера. Прежде чем ответить, я сделал приличный глоток. Затем, сев прямо на землю, сказал:
– Правительство объявило, что отдаст этот участок в собственность по давности владения. Бесплатно. И потом, моей Мари здесь хорошо. Было хорошо…
– И вам нравится вставать на рассвете и тащиться на тракторе в поле? Каждый чертов день!
Я опустил подбородок и уставился в одну точку. Минуту или две наблюдал, как овод кружится у правого ботинка.
– Послушай, сынок. Порой людям приходится гораздо труднее. А твой отец… Знаешь, это не каприз. Он хочет тебе добра. Оградить от чего-то, что знает только он. Похоже, что в молодости папаша Леоне наворотил кучу дерьма, а теперь…
– И я так хочу! – перебил Тони. – Имею право наворотить дерьма! А он… делает из меня двадцатилетнего старика. Жаждет быть отшельником – пускай! Но я – не он.
Я промолчал. А что тут скажешь?
На следующее утро Тони ушел. Позже я узнал, что он записался в морскую пехоту.
Как рассказать об этом папаше Леоне? Держись, старик. Жизнь полна неожиданностей, и порой неприятных.
III
В тот вечер мы оба были погружены в свои мысли. Леоне стоял, облокотившись на перила веранды, и молча смотрел в лес. Ни дать ни взять волк на привязи. А я сидел в любимом кресле-качалке