Шолохов стал свидетелем драматических событий, совершавшихся в ходе восстания, поскольку в то время проживал вместе с родителями в местах ожесточенных сражений. Обратившись к их изображению в романе, он опирался также на воспоминания оставшихся в живых участников. Кроме того, использовал мемуары и документальные материалы, представленные в работах историков.
К работе над третьей книгой «Тихого Дона» Шолохов приступил в середине 1928 года, сразу после завершения второй. Затем наступил перерыв в публикации романа, связанный с категорическим неприятием его текста критикой и сотрудниками редакции журнала «Октябрь». Эти препятствия были преодолены указанием И. В. Сталина, который в июне 1931 года, после беседы с Шолоховым в присутствии М. Горького, принял решение: «Третью книгу печатать будем».
Писатель еще более года дорабатывал текст книги и лишь 4 августа 1932 года в письме Е. Г. Левицкой сообщил: «Кончил я, Евгения Григорьевна, 3 кн<игу>, повезу ее сдавать»[17]. В 1932 году в десяти номерах (с 1-го по 10-й) журнала «Октябрь» была продолжена и завершена прерванная было в 1929 году публикация третьей книги «Тихого Дона». В феврале 1933 года в Государственном издательстве «Художественная литература» (ГИХЛ) книга впервые вышла отдельным изданием.
В третьей книге «Тихого Дона» в полной мере разворачивается принципиально новая точка зрения на народную жизнь. В этом смысл главного открытия Шолохова. В литературе 1920-х годов господствовал односторонний подход к изображению человека из народной среды. Так, уже современники отметили сосредоточенность романов о деревне преимущественно на темных сторонах жизни, на тех ее проявлениях, которые вызывали отталкивание, даже отвращение. Такой взгляд на крестьянскую жизнь был «почти обязательным в литературе 20-х годов. Деревня изображалась как болото, а мужики – олухи, дубье, темная, дикая, несознательная масса»[18]. Более того, крестьянские писатели 1920-х – начала 1930-х годов не были первооткрывателями нигилистической позиции по отношению к сельской действительности, и преобладание мрачных тонов в картине современной им деревни также не было чем-то неожиданным. Ибо в той или иной степени недоверие к созидательным способностям русского мужика, к его интеллектуальному и нравственному