– Постельник? – повторила Градислава. – Это кто там заснул?
– Да немца в Ратные дома везти! И подушку! Княгиня велела! Там уже запрягают! Давайте любой!
– Это мой! – возмутилась Альрун, видя, что Милова, сестра Баёны, вцепилась в свернутый постельник, лежащий с краю на полатях. – А я на чем буду спать?
– Да вернут его тебе! Немца свезут и вернут, с телегой вместе! В телегу ему подстелить!
– Вот пусть Милова свой дает! А я не буду ждать, пока всех немцев увезут!
– Мой возьми, я с отцом домой пойду, – сказала Правена. – Немцы же все верхом были.
– Да этот так накукарекался… – Баёна захохотала, – на ногах не стоит, бормочет что-то, не разобрать.
Дочерей у Жельки выросло четыре: две старших, Баёна и Огница, уже были давно замужем, две младших, Милова и Живита, еще нет. Старшие со времени замужества занимались своим хозяйством, но в дни больших пиров приходили помогать, убежденные, что без них княгиня не справится. Мужей им, Агмунда и Красена, братья сыскали здесь же, среди своих товарищей в гридьбе.
С постельником и подушкой три девушку вышли во двор, где толпа гридей с хохотом устраивала диакона Теодора в телеге. Поначалу его было разбудили, под руки вывели из гридницы и пытались, усилиями четверых парней, взгромоздить на лошадь, но тот дважды падал в подставленные руки, и решили больше не рисковать. Вывели телегу, на дно положили постельник с подушкой, уложили грузного диакона, и он немедленно заснул.
– Зря ты свой дала, – сказала Правене Альвёр. – Вывернет его еще нашим медом да на твою подушку.
– Тогда пусть на память себе оставит, она старая, – отмахнулась Правена. – Вот ведь развезло человека. Как будто у них в этой… Регинорум-Франкорум и меда не водится.
– Он говорил, почему толстый такой, – сказал им Градимир, брат Градиславы. Скрестив руки на груди, он стоял возле крыльца и усмехался вслед выползающей со двора телеге. Прочие немцы окружали ее верхом, освещая дорогу факелами, Радольв, тоже верхом, указывал дорогу. – Им, монахам, мяса есть нельзя, чтобы того, к бабам не тянуло, а от хлеба и овоща вот так вот разносит горой.
– Бедняжка! – хмыкнула Альрун.
Многих я знаю,
Кто мяса не видит,
Но брюхо бедняк
Не взрастит преогромно.
Альрун при Святославовом дворе славилась как дева-скальд.
– Есть еще для вас, девки, новость! – К Градимиру подошел Хавлот, сводный брат Альрун, и обнял товарища за плечи. – Вуефаст со Свенельдичем свадьбу назначили.
Оба они были мужчинами рослыми, но в остальном несхожими. Градимир,