остолбенел. Сообразив, что если я начну убегать, то этот верзила, таким он мне показался, непременно догонит меня, не спортсмена Гошку ведь. Поэтому, мне нужно лишить верзилу мотивации к преследованию – не виновный не убегает. Я остановился, и, подавшись чуть к стене, с опаской ожидал своей участи, надеясь на остаток разума преследователя. Я ведь заметил, что бежавшая за ним девица громко кричала, – это не он, это не он. Верзила, подскочил вплотную и высоко замахнулся правой рукой с ножом, но его спутница уже весела на нем, повторяя, – это не он, Гена, не он, тот бугай, а этот заморыш какой-то. – У…, у, – промычал мужик, и, не убирая занесенного надо мной ножа, бросил свой взгляд налево. А там, вдоль торца собственного дома уносил свои косолапые ноги, в сторону проспекта, Гоша, не проявляя ни малейшего интереса, к тому, что же происходит с его трусливым товарищем. Мужик, оттолкнув спутницу, пустился вослед, но метров через пятьдесят, осознав тщетность погони, остановился, и, резко поменяв направление, поплелся навстречу отставшей подружке. Проходя мимо, он выкатил в мою сторону кулак, в котором ножа уже видно не было. – Тот тоже не причем, – сказал я и продолжил свой первоначальный путь. Выйдя на проспект и осмотревшись, я разглядел в полукилометре одинокую фигуру, которую перепутать было невозможно. Он не торопясь брел по тротуару, то снимая то, вновь надевая очки, пытался разглядеть обстановку в том месте откуда могла исходить опасность. Узнав меня, идущего к нему навстречу, он вопреки моему ожиданию приостановился, сняв еще раз очки, и, вновь надев их, двинулся мне навстречу. Улица была пустынна, поэтому ему ничего не мешало, издали крикнуть, – штаны, уже поменял.
– Поменял, поменял, – сквозь смех отозвался я.
– Так ты, видно, стеснялся с голым задом бежать, штанишки-то сразу отяжелели – могли слететь, – наседал Гоша, не слишком весело шутя.
– Да ладно, Гоня, не напрягайся, я зуб даю, никому не расскажу, от кого из нас зайчатиной запахло, и чьи пяточки только и сверкали, как в мультике.
– Рассказывай, сколько влезет, Дыхот, все равно, все признают тебя обделавшимся. До такой степени обделался, что и двигаться не мог, вот героизм-то. Просто обхохочешься, – чуть веселее сказал Гоша. Он начинал понемногу приходить в себя.
– А чего бежать-то, чего мы сотворили?
– Ни фига себе…, «химик» с тесаком, словно лев несется, выпучив глазища, не так ведь просто…, конечно убегать нужно, если ты не парализован страхом.
– Ладно, Пансо, я никому…, буду нем как рыба кит, – не стал я пытаться углублять разгорающуюся дискуссию. До квартиры мы шли, молча, каждый думал о своем, но оба думали о том, как бы было хорошо сейчас плотно поужинать. Только на пороге квартиры Гоша вымученно произнес, – ты, наверное, прав.
– Я и не сомневался, – уверенно ответил я.
– Нет, ты не понял, это я о том, что тоже никому не расскажу. Ну, их к черту, начнут болтать языками, почем
