– В следующий раз подумай прежде, чем что-нибудь сказать, – резонируя в головах одноклассников, реплики совершенно непохожих близнецов мягко заглаживали неуместную неприязнь, – Есть вещи, которым лучше никогда не слетать с языка, – пепельный блондин, безупречно копируя позу напарицы, вглядывался в Хэмиша, – Ты ведь не веришь в то, что произнёс. Ты прекрасно знаешь, что это неправда.
– Да… – Дилан виновато отстранился от Мередит, чьи глаза затянула белёсая пелена, – Не обязательно было использовать способность, я и так понимаю, что погорячился. Извини, Хэмиш…
– Ты тоже меня извини, – получив желаемый результат, Джастин сморгнул сероватую плёнку, – Нет, ребят… – Хэмиш сдаваясь поднял руки, – …как хотите, но ваш дар самый пугающий из всех, что у нас есть.
– Так намного быстрее, – в голос ответили Джастин и Мередит и, пожав плечами, вернулись за стол.
– Бобби рассказывал нам о семье, – бросил Катра, – Мне и Орвиллу… Был сочельник, нам не спалось… Сначала мы обсуждали то, как днём украшали Общий Зал, а потом он заговорил о доме… О своих родителях, о тёте, о двоюродных братьях, о собаке… И было так тепло…
– Бедный Бобби, – от голоса Шелли по спинам воспитанников пробежали мурашки, – Рене собиралась его навестить… Она ушла в медицинское крыло несколько часов назад и не вернулась до сих пор…
Дверь в комнату отдыха, будто бы реагируя на фразу воспитанницы, тихонько приоткрылась.
– Ну, наконец-то! – воскликнула Кристин и, машинально подавшись навстречу вошедшему, добавила, – Хоть какие-то новости.
– А каких новостей вы ждёте? – Милош озадаченно посмотрел на товарищей, – Всё стабильно плохо. Бобби под круглосуточным наблюдением… Он не присмерти, но в очень тяжелом состоянии.
– А Джаспер? Он… – Шелли замялась, – Он в порядке?
– Да, если Нэри дополнительно не покалечит его в приступе радости, то уже завтра утром Джаспер будет в строю.
– Ты как? – Орвилл указал на забинтованную кисть.
– Могло быть хуже, – туманно ответил Милош, – Намного, намного хуже, но…
Не дав курсанту договорить до конца, в игровую ворвался оглушительный грохот. Свет тотчас погас. Музыка смолкла. Следуя правилам, воспитанники мгновенно повскакивали на ноги и, не обращая внимания на сейсмические толчки, приготовились действовать. Неустойчивые предметы рухнули на пол. В темноте раздались хлопки битого стекла. Прошив академию ломаной линией, нарастающий гул превратился в подобие эпилептических конвульсий и, сотрясая здание снова и снова, словно бы желал повалить его навзничь.
– Что будем делать?!
Заставив предметы дребезжать в унисон, отголоски вибраций резонировали в стенах. Каждое перекрытие, каждый стык, каждый угол рисковали растрескаться под натиском бедствия и, едва выдерживая нагрузку, издавали особый металлический