К семи часам вечера, преодолев две тысячи ступеней, мы оказались на выступе горы, служившем как бы основанием для самого конуса кратера.
Море расстилалось перед нами на глубине трех тысяч двухсот футов. Мы перешли границу вечных снегов, которая в Исландии вследствие сырости климата не очень высока. Было холодно. Дул сильный ветер. Я чувствовал себя совершенно измученным. Профессор, убедившись, что мои ноги отказываются служить, решил сделать привал, несмотря на все свое нетерпение. Он дал знак охотнику, но тот покачал головой, сказав:
– Ofvanfor!
– Отказывается, – сказал дядюшка, – надо подняться еще выше.
Потом он спросил у Ганса причину такого ответа.
– Mistour, – ответил наш проводник.
– Ja, mistour, – повторил один из исландцев с явным испугом.
– Что означает это слово? – спросил я тревожно.
– Взгляни! – сказал дядюшка.
Я бросил взгляд вниз.
Огромный столб измельченных горных пород, песка и пыли поднимался, кружась, подобно смерчу; ветер относил его в ту сторону, где находились мы. Темной завесой нависал этот гигантский столб пыли, застилая собою солнце и отбрасывая тень на гору. Обрушься этот смерч на нас, мы неизбежно были бы сметены с лица земли.
Это явление, которое наблюдается довольно часто, когда ветер дует с ледников, называется по-исландски «mistour».
– Hastigt, hastigt! – кричал наш проводник.
Хотя я и не знал датского языка, но сразу понял, что нам надо следовать за Гансом, и как можно скорее. А между тем Ганс уже огибал конус кратера, но наискось, чтобы облегчить нам путь.
Вскоре смерч обрушился на гору, которая задрожала под тяжестью его удара; камни, подхваченные вихрем, сыпались, как при извержении вулкана. К. счастью, мы находились уже по другую сторону горы, а следовательно, были в безопасности. Если бы не предусмотрительность проводника, наши искалеченные тела были бы сброшены вниз, как обломки какого-нибудь метеорита.
Ганс считал, однако, неблагоразумным провести ночь на внешнем склоне горы. Мы продолжали восхождение зигзагами. Тысяча пятьсот футов, которые нам еще оставалось преодолеть, отняли у нас почти пять часов; на обходы и зигзаги пришлось по крайней мере лишних три лье. У меня больше не было сил; я изнемогал от стужи и голода. Воздуха, уже порядочно разреженного, мне не хватало. Наконец в одиннадцать часов вечера, в глубокой темноте, мы достигли вершины Снефельс, и, прежде чем укрыться во внутренности кратера, я успел взглянуть на «полуночное солнце» в низшей точке его стояния, откуда оно бросало свои бледные лучи на дремлющий у моих ног остров.
Глава шестнадцатая
Ужин