Но, увы, моя бедная Гретхен была далеко, и я даже не смел надеяться увидеть ее когда-нибудь.
Однако дядюшка не замечал прелести этих мест; все же он был поражен архитектурой известной колокольни на острове Амагер, образующем юго-восточную часть Копенгагена.
Мне было тут же приказано идти в эту сторону; мы сели на маленький пароходик, курсирующий по каналам, и через несколько минут причалили к набережной Адмиралтейства.
Пройдя по узким улицам, где каторжники в желто-серых штанах работали под строгим оком надзирателей, мы вышли к храму Спасителя. Храм этот ничем не примечателен. Но внимание профессора привлекла его высокая колокольня, вокруг шпиля которой спиралью вилась наружная лестница, возносясь под самые небеса.
– Поднимемся, – сказал дядя.
– А головокружение? – возразил я.
– Нам нужно привыкать.
– Однако…
– Идем, говорю тебе, нечего зря терять время.
Пришлось повиноваться. Сторож, живший напротив церкви, дал нам ключ, и мы стали подниматься на колокольню.
Дядя шел впереди бодрым шагом. Я следовал за ним не без боязни, так как был подвержен головокружению. Мне недоставало ни его ясной головы, ни крепких нервов.
Пока мы находились внутри колокольни, все шло хорошо, но после ста пятидесяти ступенек воздух ударил мне в лицо: мы добрались до площадки; отсюда лестница шла уже под открытым небом, и единственной опорой были ее легкие перила, а меж тем она становилась все уже и, казалось, вела в бесконечность.
– Я не могу идти! – вскричал я. – Не могу!
– Неужели ты такой трус? Шагай смелей! – ответил безжалостный профессор.
Пришлось поневоле следовать за ним, цепляясь за перила. На чистом воздухе у меня закружилась голова; я чувствовал, как колеблется при сильных порывах ветра колокольня; ноги отказывались мне служить; скоро я пополз на коленях, потом на животе; я закрыл глаза, мне сделалось дурно.
Наконец, при помощи дяди, который схватил меня за шиворот, я добрался до самой вышки.
– Теперь взгляни вниз, – сказал дядя, – и вглядись хорошенько. Ты должен научиться смотреть в бездонные глубины!
Я открыл глаза. Дома сквозь туманную пелену казались мне сдавленными, как бы расплющенными. Над моей головой неслись облака, но благодаря оптическому обману казалось, что облака не движутся, меж тем как колокольня, ее купол и мы сами несемся вдаль с бешеной скоростью. По одну сторону, вдалеке, виднелись зеленеющие поля, по другую – сверкающее в лучах солнца море. За мысом Эльсинор простирался Зунд, на горизонте белели паруса, а на востоке едва вырисовывались в тумане берега Швеции. Все это кружилось перед моими глазами.
И все же мне пришлось встать, выпрямиться и смотреть. Мой первый урок по головокружению длился целый час. Когда я, наконец, спустился вниз и коснулся ногами незыблемой мостовой, я был совершенно