Щёлк!
Пальцы вёльвы, позеленевшие от растёртых трав, расстегнули ошейник так же легко, как ключ. Во время одного из перевалов мы с Кочевником несколько часов кряду пытались расколоть ошейник Соляриса топором, из-за чего едва не отрубили ему голову, а Хагалаз будто не приложила для этого ни толики усилий. Но лишь «будто»: вокруг Соляриса была рассыпана морская соль, чёрные камешки гагатов и соколиные перья как доказательство того, что я пропустила нечто поистине завораживающее.
– Оставлю его себе, – ощерилась Хагалаз, подобрав ошейник с пола, пока Солярис растирал шею влажным полотенцем, счищая с неё корку запёкшейся крови. Полоса такого же багряно-розового цвета под ней, однако, не стёрлась – старый шрам, кольцом обхватывающий горло, стал ещё шире и ярче. Но Сол всё равно улыбался, когда повернулся ко мне.
– Полетаем? – сказал он, и я тут же вскочила с постели от знакомого трепета в груди, по которому уже успела соскучиться.
– А? Чего? – Кочевник завертел лохматой головой, ещё не до конца проснувшись. – Не понял. Что значит «полетаем»?
Солярис ехидно посмотрел на него, сузил глаза и зловеще улыбнулся.
8
Через Кипящее море на восток
На пирах гости часто болтали, будто в Диких Землях, что раскинулись за Изумрудным морем, люди едят людей, шьют одежду из человеческой кожи и ходят на четвереньках подобно животным. Конечно, я не верила в это – никому из правителей континента не было дела до тех земель, а вечно пьяным мореплавателям и безумным путешественникам никогда нельзя верить на слово, – и мне даже не было интересно узнать, так ли это на самом деле. Родные девять туатов, большинство из которых я видела лишь на картах, уже будоражили моё воображение.
То, какими красивыми они оказались сверху, потрясло меня настолько, что во время следующего ночлега у Золотой Пустоши я так и не сомкнула глаз. Сама Пустошь, будучи бесплодным и оттого бесполезным краем, не принадлежала ни одному из туатов, а потому лишь разделяла их – Ши и Фергус – подобно стене. Здесь не росло ни травы, ни деревьев, но покоились древние изваяния из белого камня, разрушенные до основания и утонувшие в золотистом песке. Весталка любила рассказывать мне, что до прихода богов в Пустоши тоже жили люди, но Четверо не сочли их достойными помощи, ибо те поклонялись Дикому.
Было это правдой или же нет, но Золотая Пустошь, несмотря на свою трагичную историю, завораживала. Там, где землю не застилал песок, её испещряли глубокие каньоны, которые когда-то были дном ещё одного моря. Звёзды над ними казались ярче, а воздух – суше и теплее, хотя месяц воя только закончился, а месяц синиц ещё не успел полностью вступить