– Да нет, седьмая вода на киселе. У него там с характеристиками беда, но, может, посмотрите его? Конечно, на общих основаниях, а как же? Ну, тогда он скажет, что от меня, да… Если что не так, пусть гонят в шею. Ну, добро! В случае чего, – отец постучал по деревяшке фотографической рамки, – зовите. Я еще жив.
Положив трубку, он повернулся к Алексею и строго произнес:
– Ну, вот… Будешь нормально себя вести – может, со временем даже в Аэрофлот возьмут. И попробуй хотя бы сейчас без этих своих вот… – он неопределенно покрутил рукой в воздухе, подразумевая выкрутасы сына. – Просто сделай, как люди.
Алексей аж встал – отец совершил что-то небывалое! Небывалое, невозможное, о чем он и думать не мог как о фантастическом событии! У Алексея даже не было слов, ком встал в горле, и он лишь выдавил:
– Спасибо, пап.
Горло разомкнуло, Алексей порывисто шагнул вперед, хотел обнять отца, но тот тут же отстранился, мгновенно закрывшись в своей раковине, пуленепробиваемой, как обшивка броненосца. Алексей отступил.
– Деньги-то есть? – бросил отец.
– Есть, – соврал Алексей.
Гущин-старший хмыкнул сквозь сжатые губы, кивнул:
– Вон в тумбочке возьми… И ключи там.
Вот в этом был весь отец: накормить, обеспечить, помочь делом. И это было, конечно, важно. Но вот поговорить по душам, спросить искренне – ну как ты, сынок? Не тяжко ль тебе? – вот на это рассчитывать было нельзя. Отец как будто был собран строго по инструкции, подобной тем, что сам писал в течение долгих лет, конструирования летательных аппаратов.
И получился на выходе качественно собранный на хорошем заводе, четко и слаженно работающий механизм. Очень много в нем было стального, металлического, и очень мало – человеческого.
Но отец был уже немолод, и надеяться на то, что он изменится, не приходилось. Да это и не надо было никому: ни Алексею, ни тем более ему самому. И сейчас Лешка был ему благодарен за заботу – схематичную, сухую, но все же заботу. А уж его звонок в авиакомпанию – это высший показатель. Тут отец превзошел самого себя, и в этом проявилась его любовь к сыну, а не в задушевных беседах за полночь за сердечной бутылкой.
Исполнив таким образом свой отцовский долг, он тут же снова уселся за машинку и принялся долбить одним пальцем по клавишам. За длительное время работы над своей бесконечной книгой он так и не научился печатать двумя руками. Так и тыкал своим полусогнутым указательным, и строчки медленно ползли по бумаге, будто зернышки гречихи сыпались из малюсенькой дырочки в прохудившемся мешочке…
Алексей благодарно кивнул отцу, положил пустую тарелку в раковину и включил воду, чтобы помыть, но тут же поймал недовольный исподлобья взгляд отца. Он не терпел любого шума, когда работал, это Алексей помнил с детства, когда им с мамой приходилось ходить на цыпочках