– Я говорю о вашем садовнике, кухарках и старшем конюхе, – сузила я список неучтивых.
– Часлап донёс о вашем… – Брэнот подбирал слова, – ненадлежащем внешнем виде.
– Да мне поперёк горла ваши чепцы и длинные шторы, в которые меня завернули!
Чтобы придать весомость потоку моего возмущения, я сорвала со своей головы чепец и распустила волосы. В зеркало я себя, разумеется не видела, но чувствовала, как мои щёки горели и видок у меня, наверное, был тот ещё. Брэнот аж изменился в лице.
– Дама Фотиния, пожалуйста, вернитесь в покои, – выдавил он.
Противиться и выступать больше было не целесообразно, рыцарь мог позвать стражу.
По мере того, как гнев мой устаканивался, приходил страх. Вдруг этим своим выступлением я перечеркнула хоть и призрачный, но шанс обрести свободу, спрятавшись в кипе белья? Что я могла? Что я здесь вообще могла? У меня не было друзей, я не могла взывать к правосудию – правосудием был сам ненавистный лорд. Он мог заточить меня в своём подземелье и в качестве кормёжки приказать и вправду приносить грязь пока я не умру с голоду или просто не умру… Ах, мне бы вовремя сдержаться, поиграть в покорность. Я могла сослаться на своё незнание правил и вишни сошли бы с рук а теперь…
Малуши не было. Я была в комнате одна. Танька! Ну зачем только она затянула меня на экскурсию в эти треклятые пещеры! Здесь я, а она… Бедная Танька, что же она теперь делает? Вместо того, чтобы наслаждаться отдыхом сидит в полицейском отделении. Переживает ли она? Конечно переживает! В этот момент, когда я была непонятно в какой реальности и моя жизнь висела на волоске я жалела Таньку… А моя бедная тётя? Какого ей узнать, что я пропала без вести? Ни тела, ни могилы… Как дать им знать что я жива и скоро вернусь домой? Я заплакала, уткнувшись в ладони.
В своих умозаключениях в гносеологическом плане я склонялась к детерминизму. Всё не просто так. Всё имеет смысл. Наверно я заслуживала быть здесь. Я была человеком науки от пяток до кончиков волос, но временами случалось такое, что противоречило любому логическому объяснению. Я сделала то, что делают, когда пребывают в отчаянии и не видят выхода – я начала молиться. А вдруг? Молилась я неумело, сумбурно и делала это чуть ли не впервые. А когда закончила, то ощутила чьё-то присутствие и обернулась – в дверях стоял Брэнот.
– Я не посмел бы нарушить благочестивую молитву, но я не думал, что в такой час… – Извинение Брэнота, кои были не только в словах, но и голосе, вселило в меня надежду на возможность реализации своего плана побега.
Надо было воспользоваться моментом, чтобы всё исправить.
– Простите, лорд Макотский, – заговорила я, пытаясь вложить в интонацию видимость раскаяния, – я была не в себе, не знаю, что на меня нашло, простите меня если можете…
Я выдавила пару слёз. Мастерство слёзопускания открылось мне в юном возрасте. Для этого я как можно ниже опускала заднюю часть языка, образовывая в горле «воздушный ком», который, провоцируя рвотный рефлекс выдавливал слёзы. Эх,