– Приятно общаться с культурным человеком. Неужели старика Данте еще кто-то читает? – спросил он.
– Да практически нет. Мне не попадались люди, которые бы сознались, что одолели его целиком. Видимо, времени не хватает. Быт заедает.
– В мое время тоже его редко кто читал, – согласился мой спутник. – А я, значит, получаюсь вроде как твой Вергилий? Ну что же, что-то в этом есть, похоже. Тогда и зови меня Валерием. Тем более что однажды меня именно так и звали. Нам сюда.
При этом он показал на дверь без каких-либо надписей, после чего прошел сквозь нее, не открывая створок. Я же решил не экспериментировать и дверь открыл.
Помещение было пустым. Это я успел разглядеть еще на пороге. Стоило же Валерию выйти на середину комнаты, как в ней самым волшебным образом появилась мебель.
– Я заказал деловой кабинет, – сказал он, – так разговаривать будет удобно. Садись в кресло.
Я опустился на предложенное место. Валерий сел за шикарный письменный стол.
– На той Земле, где все еще живы, для завязки разговора я предложил бы тебе сигарету или выпить, – сказал он. – Здесь у нас всего этого, понятное дело, нет, да и, как мне кажется, ты в этом не очень-то нуждаешься.
Я прислушался к своим ощущениям. Действительно, я ничего подобного не хотел: ни есть, ни пить, ни курить. Я даже не нуждался в женской ласке. У меня ничего нигде не болело, не чесалось, не свербило. Я не ощущал собственного веса, а также хоть какой-либо усталости от своих действий. Не пробовал, но был полностью уверен, что запросто смогу сесть на шпагат, подтянуться на перекладине тысячу раз, встать на голову и совершить еще множество подобных оригинальных поступков из категории тех, которые ранее были мне абсолютно недоступны. Но в то же время, честно говоря, я не мог сказать, что эти вновь появившиеся способности сильно меня радовали. Я ведь осознавал, что с потерей своего тела, своих мускулов, пусть и дряблых от сидячей работы, своего изработавшегося сердца и почти здоровых легких, с потерей своих хронических болячек в виде гипертонии, колита, перхоти на голове и грибка на ногах я потерял все.
У меня не сохранилось ни чувств, ни желаний, ни нормального тела. Я был уже не я. У меня не было ни фамилии, ни имени, только временный номер для той регистратуры, где я только что был. Существо с моим именем и фамилией прекратило свое существование и после захоронения на одном из кладбищ перейдет в другую субстанцию. А что же осталось?
Я вытянул вперед руку. Я видел ее. Но не совсем так, как раньше. Я вдруг понял, что это была только видимость руки. При желании я мог – я чувствовал это – сделать ее мускулистой, как у культуриста, или изящной, как у девушки, но зачем? За те сорок восемь лет, что успел прожить на Земле, я привык к своему прежнему телу и, видимо, по этой причине и теперь неосознанно продолжал сохранять его формы. Хотя в последние лет десять я не был от него в восторге. Здесь же эта сохраняемая мной видимость была нужна как оболочка для моего разума, моего сознания.
Ведь