И тут Женевьев опять их удивила.
– Давайте уже знакомиться ближе, – говорит.
Петрович при таких словах, конечно, даже взопрел от неожиданности. Бойкая какая, подумал, на ходу подметки режет. А уж когда она сказала, что много учила про Россию, и знает, что для русского мужчины главное, тут уже и Саша покраснел слегка. А Петрович и вовсе глубоко задумался, не пахнет ли тут бесплатным стриптизом? А на самом деле, почему нет? Женщина иностранная, у них с этим просто, сексуальная революция и все такое. Приехала в гости, хочет уважение оказать. Жалко, шеста нет – поплясать в голом виде, ну да, хороший человек и без шеста сможет, в конце концов, швабра имеется.
Но Женевьев, оказывается, не стриптиз в виду имела и не швабру даже, а что-то еще более сногсшибательное. Она вытащила свой чемодан на середину комнаты, жестом французского фокусника вынула из него бутылку водки. Вот так девка, присвистнул Петрович, с такой не пропадешь – ни у нас, ни в Париже. Неужели и закусь выставит?
И что вы думаете – выставила. У нас все с собой, сказала. Русское застолье, так? Традиционный русский завтрак: водка, блины, черная икра. Потом посмотрела на тестя: ты меня уважаешь?
Глупый вопрос, граждане! Как такую девушку не уважать?
– Вздрогнем!
Вздрогнули. Вместе с водкой в груди Петровича стало расплываться теплое отцовское чувство. Ему уже было почти стыдно, что он хотел от Женевьев стриптиза. Но кто же мог знать, что девушка-то не французская какая малахольная, которой только попой крутить без цели и смысла, а почти наша, русская, которой только бы выпить и только б закусить.
Спасибо, тебе, Моисей Семеныч из Одессы, хорошо ты барышню учил! Кабы все французские ажаны такие – хоть сейчас покупай визу, да и езжай в Париж, в Мулен-Руж прямым ходом.
Неизвестно, чего бы еще сгоряча надумал Петрович, но всю малину обществу испортил Сашка. Попросил, собака, перенести русский завтрак на ужин. Они, дескать, сейчас должны ехать на службу вместе с Женевьев.
Да ты-то езжай, подумал Петрович, кто тебя держит, а девушку зачем увозить? Прямо как в песне выходит: увез бы я красотку за тридевять земель. Песня эта никогда Петровичу не нравилась, он считал ее грустной и издевательской. Все ему казалось, что это от него красотку увозят, это он самый и есть сторож у крыльца. И вот, выяснилось, как в воду глядел. Но сейчас вам, извините, не песня, а жизнь человеческая. Как это – увезти на службу? А если, он, Петрович уже влюбился в девушку по самые брови – что тогда?
Но ничего этого Петрович не сказал, только промолчал скорбно. Вот когда поймут, что наделали, стыдно им станет, что такого хорошего человека обидели. Кровавыми слезами умоются, да поздно будет. Подумал так Петрович и не выдержал все-таки, высказал все Сашке. А тот пожал плечами и говорит:
– Это не ты,