Теперь наконец стало понятно, чего полковник послал ажана к нему – изо всего отделения только Саша в школе учил французский и даже, похоже, не окончательно его забыл.
Спустя несколько секунд притаившийся в гостиной Петрович увидел, как туда почему-то входит незнакомая девушка. Ничего себе девушка оказалась: молодая, стройная, не то, что которые на скамейках возле дома – морщинистые, семечки лузгают, внуков бранят, только пенсионный фонд зря напрягают. А эта была такая… худенькая, но фигуристая, все при ней. Как-то сразу захотелось не ударить в грязь лицом.
Девушка оглядела комнату, увидела тестя, который осторожно выглядывал из-за старого плюшевого кресла, улыбнулась, подняла брови.
– Bonjour!
Тесть удивился было, но тут же пришел в себя и отвечал с достоинством, все равно как президент Горбачев перед лицом мирового капитала.
– Вот этого, знаете, не надо нам подбрасывать. Какой еще буржуй? Буржуи все в Париж уехали. И вообще, прошу с уважением. Я ведь в случае чего и по матери могу.
Незнакомка, кажется, тоже удивилась, вопросительно посмотрела на Сашу: дескать, откуда такой неликвид, и по-французски совсем не шпрехает? Капитан поморщился: не обращайте внимания, ма белль, это тесть мой слабоумный, от прошлой жены остался в качестве последнего прости. Так, во всяком случае, расшифровал их переглядывания Петрович и обиделся еще больше.
– А где ажан-то? – спросил он строго – так, чтобы всем было ясно: с ним, Петровичем, не забалуешь. Он сам – да, он может забаловать, особенно под хорошую закуску, а вот с ним – ни-ни.
– А это и есть ажан, – почему-то вздохнув, сказал Саша. – Познакомьтесь. Это вот мадемуазель Женевьев Байо, а это, наоборот, Петр Петрович Шипелкин, тесть от бывшей жены.
Женевьев опять улыбнулась и протянула руку. Что она все улыбается, подумал Петрович, заигрывает, что ли? Но из-за кресла, тем не менее, вылез и поданную руку пожал. Крепко пожал, со значением. Чтобы поняли, есть, значит, порох в пороховницах, можем повторить… Что именно повторить, не знал, наверное, и сам Петрович, но это уж было дело второй важности, если не третьей. Как говаривал Наполеон перед битвой, главное – произвести на людей хорошее впечатление, а там – где наша не пропадала!
Девка эта, Женевьев, между тем уже о чем-то переговаривалась с Сашей. Французского тесть, конечно, не знал, но тут и без французского все было ясно. Женевьев, небось, все выпытывала, что это за старый хрен вместо собаки тут харчуется, а капитан объяснял, что, дескать, жена удрала с богатым, а отца подкинула вместо себя. Чтобы, значит, жизнь медом не казалась. Потом Женевьев оглядела комнату, что-то сказала: видно, не очень ей понравилось их квартирка.
– Да, уж ремонт надо делать, – солидно согласился Петрович. – А денег, понимаешь, нет. Зарплата такая, что даже не подотрешься ей. Я Сашке давно толкую, нужно в ГИБДД переходить – вот и денег будет навалом. Штрафы там, взятки,