– Не хочу я почитателей-фашистов! – воскликнула Кора.
Я несколько растерялась. А не имеет ли ярко-красный цвет какое-то отношение к его деятельности развозчика крови? Позднее я задумалась над вопросом: почему отец выбирает именно эти краски, хотя сам же обозначил их как праворадикальные? И разве краски вообще могут распространять ту либо другую идеологию, разве они не даны самой природой и невинны, как земля, море и трава?
Все картины отца были похожи одна на другую.
Всюду по красным плодам ползали черные насекомые – жуки, муравьи, тля. Задний план был белого цвета, по большей части скатерть с тщательно выписанными тенями и складками.
– По умению себя ограничить и виден мастер, – пояснил отец.
Я вспомнила его прежние картины.
– А вот раньше ты писал небо и море, и никогда – плоды граната, по которым ползают клопы.
– Разве? Впрочем, ты, может, и права.
Он запустил руку за платяной шкаф, встревожился, не сразу отыскав то, что хотел, и стал извлекать из щели все новые и новые полотна черно-бело-красных тонов. Среди них нашлось одно, которое вызвало удивление у него самого. Белое, напоминающее Христа тело лежало на черных, обугленных балках, а из ран его струилась кровь. Чертами лица этот человек напоминал Карло. Мы тупо воззрились на картину.
– Не иначе написал это спьяну, – признался отец.
Как уже не раз бывало, Кора вслух сказала то, о чем я лишь осмеливалась думать:
– Господин Вестерман, а Карло не навещал вас в последнее время?
Отец обескураженно поглядел на нее и отрицательно помотал головой.
– А откуда ты знаешь, как теперь выглядит Карло? – спросила я. – Ведь тогда он был совсем ребенком.
– Это не Карло.
– Кто же тогда? – спросила Кора.
– Ах дети-дети, никто. Порождение фантазии. Майя, кстати, а мать знает, что ты поехала ко мне?
– Нет.
– А что она про меня говорит?
– Ничего.
Отец поверил мне. Мы распрощались и пообещали в самом непродолжительном времени снова навестить его.
На другой день Кора встретилась в городе со своим студентом, а я тем временем предприняла рейд по гамбургским магазинам. Вообще-то говоря, в тот день я воровать не собиралась. Денег на карманные расходы, которые мне дала мать, вполне хватало. На эти деньги я могла платить за проезд в трамвае, покупать мороженое и другие мелочи. Мои личные запросы были более чем скромными, и мне никогда не пришло бы в голову приобретать предметы роскоши. Но вот ради своего бедного отца…
Ни денег, ни продуктов я воровать не стала – я стала