Хроники Левой Руки. Елена Владимировна Куслий

проводя на нём уборку. Здесь не позволялось быть в ярком наряде даже деревьям. Тихо. Почти безлюдно и сумрачно. Конечно, приезжали люди, чтобы навестить своих родных или друзей, но всё это происходило безмолвно, будто приезжавшие лишались голоса, оказавшись здесь. Живым нечего было делать на этом кладбище. Оно лишь для покоя мёртвых людей, мёртвых деревьев, мёртвых цветов. Это кладбище, как и любое другое, не было предназначено для того чтобы предаваться воспоминаниям – они не живут на кладбищах. Воспоминания живут в том, к чему прикасались родные руки, когда ещё были тёплыми.

      Гроб с Дорианом Альбертовичем поставили рядом с погребальной ямой. Катерина Мстиславовна вновь, увидев мужа, не смогла сдержать рыданий. Астрид обняла бабушку, тяжело вздохнув, обратив взгляд на бездыханного графа, облачённого в

      чёрный костюм и бардовую рубашку. Марсель Сергеевич Матвиенко положил на плечо графине Зейлер свою руку.

      Никита и Корней Мстиславович Черновы, не говоря ни слова, стояли по другую сторону от гроба. Граф Чернов поднял воротник своего пальто и кутался в него, щуря глаза от колючего, холодного ветра. Погода сегодняшним утром и вправду была какая-то даже морозная, не октябрьская. Земля была мёрзлая, а при дыхании или разговоре изо рта шёл пар.

      Никита Чернов вдруг ощутил, как тепло стало его запястью, на котором располагался браслет. Тут же он вспомнил про свои и отцовские догадки про перстень графа. (Сейчас рубиновое кольцо по-прежнему было на пальце Дориана Альбертовича.) Хищный взгляд Чернова упал прямо на этот палец.

      – Отец! – тихо процедил Никита, пихнув Корнея Мстиславовича плечом. – Я уверен, кольцо – это Ниферио-Ритио! – шепнул он.

      – Уверен?.. – переспросил отец так же тихо и строго.

      – ДА! – кивнул Никита. – Вот же! Смотри! – он поднял рукав своего пальто, чтобы отец смог прикоснуться к браслету. Только дотронувшись до украшения сына, Корней Мстиславович отдёрнул руку, потому что, если бы он подержал её ещё немного на раскалённом браслете, ожога было бы не избежать, и выпучил глаза от шока, что им овладел. Никита сделал небольшой шаг в сторону гроба и поймал на себе взгляды родственников.

      – Нет, – притормозил его отец. – Не вздумай! – процедил граф, проскрежетав зубами.

      – Но, а когда!? – шёпотом прокричал Никита, недоумевая.

      – Цыц! – Корней Мстиславович заткнул сына. – Сейчас нам нужно быть со всеми! – строго сказал он.

      Прощание завершилось, гроб стали погружать в яму. Катерина Мстиславовна и Вероника Дориановна плакали. Астрид

      стояла в рядом с Хельгой Ивановной, кутаясь в её длинный плащ, и хлюпала носом. Минерва Мстиславовна смотрела своими перманентно-печальным взглядом куда-то вдаль, явно ища определённую могилу. Никита бросал раздражённый взгляд то на отца, то на уходящий под землю закрытый гроб, всё больше и больше чувствуя,