С огромным трудом Сан Саныч вынырнул из своих неприятных воспоминаний в ещё более неприятную реальность. Он снова был в Пристани Скитальца, и созерцал перед собой мохнатое добродушное лицо Герасима. Кружка тому больше была не нужна – «Столичную» он пил прямо из горла, очевидно, распатронив все запасы буфета. Оглядев стол, Мезенцев насчитал одиннадцать пустых бутылок. Из его горла раздался еле слышный стон. Конечно, руки-ноги уже его не слушались. Упасть как тогда – тоже не получалось, было слишком поздно. Одними пальцами он открыл под столом аварийную панель и с нечеловеческим усилием набрал в окошке общего чата гостиницы сообщение: «Помогите1 в гостиной атака циклотонов».
Между тем, подлый циклотон в обличии Герасима всё продолжал свою «историю жизни». Теперь Сан Санычу были заметны его характерные слишком аморфные формы, слишком сахарные интонации:
– «Пойдите посмотрите, что там так жужжит у меня в палисаднике» – отправила, значица, барыня приживалку Евфросинью. Та прибегает и докладывает: – «Электрон-с, матушка!». – «Что за электрон-с!?» – недоумевает старуха. – «Так Гераська-дворник, чёрт болтливый, третьего дня завёл себе электрон, да такой милый, занятный! Он с ним теперь и двор метёт и в лавку ходит.»
– «Выходит, история с атомом водорода его ничему не научила!» – злобно заметила помещица. – «А ну-ка ведите их обоих сюда ко мне!»
На этом месте рассказа циклотон сделал вынужденную паузу, так как параллельно с последними предложениями произошло нечто. А именно вот что: синтетический человек, переодетый в стиле пирата, буфетчик Флинт, получив от шефа экстренное сообщение, вооружился бейсбольной битой и решительно вбежал в гостиную. Но буквально за два шага до Герасима его всё же сразила сила вирусного повествования, и он так и замер, с занесённой за левым плечом битой, а из его почерневшего левого уха начинал сочиться сизый дымок. Мезенцев снова еле слышно застонал. Он-то должен был помнить, что роботов циклотоны кладут первыми. Последняя, пусть даже призрачная надежда на спасение угасала. Гостиная теперь разрослась до размеров огромного спортзала, а стены выгибались наружу, как будто они сидели внутри гигантской цистерны или шара. Между тем, мерзостный слащавый голосок где-то вдалеке не унимался:
– …такова незавидная судьба русского крепостного раба, человека, лишённого бесчеловечной системой всякой