Его дом, и сад, и старая кошка с обвисшей на животе белой шерстью, и эта природа – то в зимнем безмолвии, то в весеннем цветении, то в осенней, уходящей в небо красоте, составляли полный рацион его длинных, похожих один на другой дней… Да, еще канал… Канал, где сейчас вмерз в лед корабль – его корабль, должен закрыть свои шлюзы в его жизни. Именно поэтому он, гордясь своим прекрасным детищем, отделанным внутри панелями красного дерева с каютами, похожими на комнаты в дорогом отеле, стоял каждый день у окна и смотрел на него. Он прощался с кораблем, называя его именно так, на военный лад. Он понимал, что прощается сегодня и с той жизнью, которая для него ушла в прошлое, оставив на память фотографии, ностальгию, одиночество…
Синий корпус виднелся сквозь голые ветки, как дорожный знак тупика. Взгляд то и дело искал судно, а найдя, старался отодвинуть, закрыть деревьями, отдалить от себя, от своего сегодняшнего бытия, погружая его в пелену уходящего времени. Но понятно было, что корабль все равно остается в настоящем, хоть и вмерз в недвижный канал. Он уже и так жил с некоторых пор отдельно от его мира. Он был оставлен здесь. Палуба лежала вся в снегу, на котором отметились следы кошки. Кого она приходила сюда навестить? Меня искала? Или жену?
* * *
Она смотрела на него снизу вверх, сохраняя при этом уравнивающее людей разноплеменного мироздания чувство юмора. Ее немного удивило то, как он быстро зашел в ее жизнь, и то, как она его туда легко впустила. Ей с ним было на редкость интересно, несмотря на его несносные англосаксонские привычки победителя и самодовольного, убежденного в правильности своих позиций человека. Она видела, что он старается создавать вокруг себя атмосферу уверенности и стойкости. И только при неожиданном аккорде слабых, почти неслышных полутонов она могла в его глазах разглядеть растерянность. Это была растерянность на бегу размеренной жизни, которая в один момент выбросила его на незнакомый остров. И сейчас распахнутый неизвестности берег утекал из-под ног зыбучим песком, затягивал в воду, которая из глубокой зеленоватой синевы превращалась в мутно-рыжую воронку…
Она все это видела, но рядом с ним странным образом забывала. Он был предупредительным и вежливым, настойчивым и внимательным, страстным ночью и тихим утром, когда одна рука салютовала новому дню чашкой кофе, а другая ощупывала карманы в поисках ключей от машины. Но даже с послевкусием счастья на губах она была готова каждый раз, закрывая за ним дверь, к тому, что больше его не увидит. Почему? Он то делал стремительные движения к ней, то вдруг отодвигал ее от себя, вскидываясь в предупредительных жестах: осторожно, опасно, горячо… И она поначалу, не поверив,