Наступил день открытия Боев приуроченных к весенней ярмарке. Людская толпа потянулась к городской арене. Сначала тоненькими ручейками она сочилась между улочками, чтобы слиться огромное, бурлящее море, которое шумело и волновалось в предвкушении зрелищ. Но менестреля не было средь толпы. Он, как получивший приглашение, был заранее доставлен к месту проведения Боев. Таркена провели в господскую ложу и велели ждать на ступеньках у помоста. Менестрель кое-как устроился на ступеньках, попеняв устроителей в нежелании предоставить ему хотя бы табурет. Менестрель устроившись, стал ждать, коротая время за наблюдением разминки гладиаторов. А посмотреть было на что. Воинам разных мастей и рас предстояло сражаться сегодня на арене за любовь публики и, конечно, за немалое вознаграждение. Они разогревали и растягивали мышцы, упражнялись с оружием, некоторые проводили пробные бои. Один гладиатор выделялся из толпы своих временных собратьев. Могучий воин в простых кожаных доспехах мирно дремал в тенечке у края арены. “Наверное это главный претендент на победу”– усмехнулся Таркен про себя. Но тут же отвлекся ибо зазвучали трубы, ознаменовавшие прибытие хозяина города и начало игр. В ложу неспешно вошел властитель Клавен со своей женой и свитой. Только рассевшись по своим местам, властитель соизволил обратить на мужчину у подножия ложи свой взор:
Посмотри, дорогая – обратился Клавен к своей жене.– Вот об этом менестреле ты говорила мне?
Да, о нем. – ответила супругу прекрасная Милиса – Мне рассказывали он прекрасно поет, я уверена,муж мой, его дивные песни усладят твой слух.
При этих словах она обратила свой взгляд на Таркена и он в ее зеленых глазах увидел огонь вожделения, который, впрочем, был быстро подавлен и скрыт в глубине.
Тем временем бои начались, достопочтенные господа забыли о молодом менестреле и обратили свой взор на арену. Соревнования состояли из нескольких туров.Сначала групповые бои, потом индивидуальные. Финальный бой должен быть среди двух лучших участников. Что ж бои шли своим чередом – ломались кости, крошились зубы, лилась кровь, толпа ревела от восторга. Таркен заметил за собой, что и он увлекся этой картиной беспричинного насилия на потеху толпе. Все таки до весенних гладиаторских боев допускались только те, кто мог красиво показать себя и увлечь публику. Это был прежде всего театр, актеры в котором дорого платили за выступления на сцене. Порой отдавая самое ценное – саму жизнь на потеху жадной толпе.
И вот, где-то через час объявились двое финалистов. Ими оказались тот самый засоня и хмурая воительница.Оба