Меня достало, что это – конец моей истории. Мне уже не шестнадцать. Я взрослая и заслуживаю быть главной. Моих фантазий и историй, которые я пишу, уже не хватает. Мия права. Чтобы выстроить будущее, которое я хочу, мне нужно рисковать.
Я выскальзываю из ее объятий и сажусь прямо.
– Я больше не хочу бояться.
Мия улыбается мне самой широкой, самой редкой своей улыбкой, заправляя волосы за ухо.
– Ты такая крутая. Считай, что это исследование для твоей книги.
Когда она уходит, закрывая за собой дверь, я срываюсь с кровати и подхватываю Игоря. Я не чувствую себя крутой, но мне уже гораздо лучше, и пока этого достаточно. Мне нужно почистить игрушку, и кончить сейчас у меня не получится, так что я влезаю в шмотки и провожу по волосам расческой, а потом закидываю в сумку ноутбук и тетрадь по химии.
Проверяю время на телефоне. Я планировала прийти в «Лавандовый чайник» пораньше, чтобы уделить пару минут своей книге, пока папа не придет выпить со мной кофе, как мы делаем раз в неделю. Ведь семестр набрал обороты, и мой наполовину написанный роман чахнет на ноутбуке, как забытое растение в горшке. Но теперь мне повезет, если я успею вовремя. Папино ворчание по поводу его хоккейной команды меня хотя бы отвлечет. Это из-за меня он работает здесь, а не в Аризонском государственном университете, а поскольку матчи вызывают у меня аллергию, это лучшее, что я могу для него сделать.
4. Пенни
Я забираю напитки с прилавка и благодарю бариста Уилла, который кивает мне и переходит к следующему клиенту. Я не знаю всех коллег Мии, но он один из тех немногих, о ком она говорит без неприязни. Обычно мальчишеские вайбы ее напрягают – она предпочитает партнера, чья рука не будет дрожать, пока лезет ей под футболку, – но мне кажется, Уилл напоминает ей о куче ее братьев и кузенов.
Я набираюсь сил, делая глоток тыквенной масалы, пока выхожу из студенческого центра на холодный воздух. Пусть я и выросла на льду и раньше была фигуристкой с отцом – хоккейным тренером, но тепло все равно нравится мне больше холода. Когда я катаюсь, у меня хотя бы кровь разгоняется. А если стоять на углу и смотреть на уже краснеющие клены, холод будет проникать мне прямо под куртку.
– Пенелопа.
Я с улыбкой оборачиваюсь и смотрю, как подходит папа. Он обнимает меня, осторожно, чтобы не расплескать напитки, и забирает свой черный кофе.
– Спасибо, Жучок.
Это мое прозвище не менялось с моих четырех лет, и, когда я его слышу, моя улыбка становится шире. Может,