Верховойский тихо и медленно просунул руку под простыню и потрогал ногу трупа. Пятка была ледяная. Под простынёй лежал мертвец, безусловный и очевидный. Верховойский повёл рукой дальше – вдоль ноги, и тут мужчина неожиданно и резко развернулся, вскрикнул, уселся на своей нижней полке – делая всё это одновременно.
Верховойский удивлённо смотрел на кричащего человека. Оживший труп, сначала просто кричавший какую-то согласную букву, вскоре придумал отдельное слово, которое можно было с выражением выкрикивать.
– Грабят! Грабят! Грабят! – восклицал он.
Тут же проснулись остальные два соседа по купе.
Сосед сверху сначала перегнулся и посмотрел вниз на кричавшего, а потом уже на Верховойского.
Сосед снизу, находившийся за спиной Верховойского, присел на своей полке и быстро попытался подтащить к себе ботинки пальцами ног.
Верховойский сделал шаг вбок, потому что мешал соседу искать ботинки, а тот ещё и подтолкнул Верховойского.
Верховойский отскочил к самой двери и озирался оттуда.
На шум ворвалась проводница:
– В чём дело?
– …полез ко мне в простыню! – кричал бывший труп. – …что-то хотел вытащить у меня из карманов, – труп сдёрнул простыню, и здесь выяснилось, что он спал в брюках.
У трупа было тёмное, в чёрных крапинах лицо, он был носат, неприятен, набрякшие веки, неопрятная щетина, неровные зубы: лет под шестьдесят с гаком на вид, хотя наверняка сорок пять, ну, сорок девять.
– Чего мне нужно у тебя в простыне, идиот? – заорал Верховойский. – Что мне там взять?
– А! – заорал в ответ труп. – Значит, ты искал что взять!
– Я сейчас полицию вызову! – сказала проводница.
– Он искал что взять! – кричал труп, и чёрные пятна прыгали у него по лицу.
Верховойский скривился то ли от злобы, то ли от страха, то ли от бессилия, махнул рукой и ушёл в тамбур. В тамбуре не было никого.
Похлопал по карманам и – вот те раз! – нашёл в заднем смятую пачку с одной сигаретой.
Ах ты, сигарета. Ах ты, никотиночка моя.
Вот только зажигалки не было.
Сколько зажигалок он оставил на пьяных столах – ими наверняка можно было бы зажечь свечи перед иконами всех православных святых поголовно, и заодно подпалить несколько вражеских конюшен.
Но сейчас не было ни одной зажигалки и ни одного святого поблизости, чтоб дал прикурить. Только сам Верховойский отдавал конюшней.
Вроде бы оставалась зажигалка в куртке – но возвращаться в купе он боялся.
Какая же глупая ситуация: с одной стороны, всё-таки хорошо, что он не проходит по делу об убийстве, но зато теперь непонятно, из чего получился натуральный грабёж.
Ох!
Раскрылась