Лечили меня, на операцию в Ростов ездил.
Только через некоторое время на втором глазу опять все по-новому началось. Ну, знающие люди сказали, что отмолить надо. Пошел я по церквам да по часовням. Так и сюда добрался. Взял на себя послух – вроде как отрабатываю свои грехи.
Святые отцы сказали: не глаза, а душу надо лечить!
Покаянием, молитвой, постом, простой работой для ближнего своего. Я же говорю тебе – порча на меня напущена. Иисусе Христе, уж я ли ни каялся, я ли ни унизился! Навсегда здесь остаться зарок давал, ежели исцелюсь. И – ничего.
Только я думаю: не от того святые отцы меня лечат. «Гордыня, – говорят они, – лицемерие, тщеславие, высокомерие… Но главное – безверие».
Мне же кажется – за язык мой невоздержанный меня Господь карает. Только почто же так жестоко?!
Ну, промашка вышла, сорвалось нечаянно…
Неужто я такой урод – хуже других? Ты посмотри на людей вокруг: каждый норовит повыше влезть, всяк свое не упустит. И все им с рук сходит. А мне? Вот скажи, ведь правильно я думаю?!
Я молчал.
«Ничего ты, брат Петр, так и не понял», – вертелось у меня на языке. Его жизнь, действительно похожая на многие, казалась мне ужасающей. Но не слишком ли жестоко излагать свои мысли измученному болезнью человеку? И я был совершенно не готов разбирать вместе с ним его поступки, доказывать их неправоту…
Осторожный стук в дверь выручил меня. Вошедший послушник напомнил брату Петру о том, что пришло время пить целебный отвар. Воспользовавшись ситуацией, я поднялся:
– Ладно, брат, ты, прежде всего, выздоравливай… А там…
– А там что Господь пошлет, – подхватил послушник.
Брат Петр снова откинулся на подушку.
– Так ничего мне не скажешь? Эх, ты! – с укором прошептал он. – И то верно – кому чужие беды болят? Однако выслушал меня, и на том спаси тебя Христос…
Келью брата Петра я покинул в смятении: злился, что Петр навязал мне роль судьи, и стыдно было, что промолчал, ушел, когда человек, может быть, с последней надеждой ожидал от меня помощи…
Разве молчание мое было лучше того рокового слова, которое Петр кинул несчастному Степану?
Умиротворяющая тишина царила за монастырскими стенами. Неслышными тенями скользили люди в монашеских одеяниях. Теплились огни лампадок и свеч в окошках невысоких строений. Изредка налетавший с моря ветер бросал в лицо освежающую ледяную морось. Но в душе моей не было ни мира, ни покоя. Даже влага, приносимая ветром, не охлаждала горящего лица…
Казня себя, пришел я к отцу Дорофею и выложил все, что произошло.
Помолчав немного, он задумчиво сказал:
– Мне кажется, Антропос, тебе следует переговорить с отцом Никодимом. Он окормляет здесь брата Петра. Я попрошу благословения на то у отца игумена, договорюсь о вашей встрече и дам тебе знать.
Пока же скажу тебе так. Человек не должен судить поступки ближнего. Нужно думать о собственной