С Чернобаем речи о словесной дуэли быть не могло. Его интеллект был настолько низким, что никакая игра слов, кроме бранных, не возбуждала его.
Всякий раз, завидя его, я вздёргивала подбородок и демонстративно шагала мимо. Я никогда не обходила его стороной, если он оказывался у меня на пути. А оказывался он постоянно. Иногда зазор между нами критически суживался, но я непоколебимо держалась намеченного курса. Чернобай, конечно, шипел что-то, пока я плавно, но уверенно раздвигала волны воздуха между нами и давала полный вперёд, неумолимо двигаясь к цели. В эти минуты перед моим мысленным взором стоял китобоец, на котором плавал отец, и я ощущала поддержку всей китобойной флотилии «Слава».
Чернобай высился вдалеке, как айсберг, и однажды мы всё-таки столкнулись. Мгновенно и совершенно беззвучно мы вцепились друг в друга и в ритме вальса перекочевали в дальний угол коридора, чтобы никто не дай бог не прервал нашего долгожданного поединка. Чернобай c силой дёрнул меня за косу. Это было ожидаемо и тривиально. Я немедля ухватила его за чуб, и он поначалу оторопел, потеряв позиционное преимущество. Он рассчитывал, что, дёрнув за косу, заставит меня отклониться назад и я начну беспомощно барахтаться руками в воздухе, пока он будет меня дубасить. Теперь же он сам вынужден был пригнуться к земле, потому что за чуб драть куда больнее, чем за толстенную косу, которая периодически выскальзывала у него из рук. Изо всех сил стараясь не привлекать внимания, мы сосредоточенно пыхтели в углу, состязаясь в выносливости. Ученики прибывали и, подивившись Сашкиному отсутствию у двери, радостно ныряли в класс.
Мы же сосредоточенно продолжали борьбу, и перевес был явно на моей стороне. Чернобай извивался изо всех сил, которых становилось всё меньше.
– Ну что, сдаёшься, гад? – прошептала я, приближаясь к победе.
Он в ответ натужно извлёк из себя всё те же непонятные ругательства и поражения признавать не спешил. Он всё ещё надеялся, что увернётся и восторжествует надо мной. Но ложные надежды усыпляют бдительность. Улучшив момент, я успешно пригнула его к земле. Дело было швах, и он наконец это понял.
– Гитлер капут, – тихо, но внушительно проговорила я, переходя на лексикон нашей специализированной немецкой школы.
Это подействовало. Сашка поднял обе руки вверх и сдавленно выругался.
В класс я заявилась победительницей. Вид у меня, конечно, был не очень – мой роскошный белый бант увял и сдвинулся набок, коса растрепалась и оторвался манжет, – но зато настроение было что надо. Сашкин чуб, напротив, весь день стоял, как гребешок, над покрасневшим лбом, и в течение недели он всех сторонился.
Домой я пришла в замечательном расположении духа. Мамы ещё не было, я быстро стала переплетать косу. И тут – о, ужас! – увидела, что одна из прядей была выдрана. В запале драки я ничего не почувствовала. Но на войне, как на войне! Бывают и худшие потери.